— Да, конечно. Дай мне номер, пожалуйста. Здравствуйте! Могу я поговорить с миссис Бинг?.. Вальдо Бинг… Да, конечно… Спасибо, спасибо… Да, да… Вы очень добры… Спасибо… Да, я понимаю… Нет, все в порядке. Я позвоню позже. Просто скажите ей, что я звонил. Спасибо. До свидания. — Он положил трубку. — Они с Ронни ушли гулять. — Он вздохнул, глядя в стол. — Хэрриет, я не могу придумать, как помягче сказать тебе… Но все равно ты должна узнать. Прости меня, дорогая. Я понимаю, что тебя это заденет больше, чем других. Полагаю, они не будут против. Я надеюсь. Ты понимаешь, все, что случилось — мой арест, я имею в виду, — в какой-то степени помогло мне понять… Мы уже давно разошлись в жизни, но все эти годы нам было лень что-либо предпринять. Нам было удобно. Но пока я был в тюрьме, у меня появилось время подумать. И у твоей матери тоже… И я люблю Флер. Ты тоже ее полюбишь, я уверен, когда узнаешь. — Он впервые взглянул мне в глаза. — Во всяком случае… Ладно, Хэрриет. Твоя мама согласилась на развод.
Я сознавала, что нужно что-то сказать, но не могла придумать — что. Мне казалось, что все мышцы моего лица свело, так что я не могла даже придать ему соответствующее выражение.
Вошли Арчи и Корделия. Отец рассказал им хорошие новости, и последовали дальнейшие поздравления. Тут Корделия увидела на лестнице Марка-Антония и побежала за ним.
— Если что, можешь на нас рассчитывать… — Голос Руперта странно звучал у меня в голове, будто он находился где-то далеко.
Дверь закрылась за ними тремя. Было слышно, как Корделия наверху открывает двери, зовя Марка-Антония. Я подошла к окну и посмотрела на улицу.
Колени вдруг затряслись, словно от страха. Я опустилась на подоконник. То, чего я боялась всю жизнь, — случилось. Мои родители разводятся.
Хотелось плакать, но из горла вырывались только сухие рыдания. Я слышала, как отец вошел в комнату. Я знала, что эгоистично показывать ему, как я расстроена, но не могла ничего поделать. Ужасные хриплые звуки раздались из перехваченного петлей горла. И тут мне на голову легла рука. Голос — не папин — произнес:
— Бедная Хэрри…
И шаги удалились.
Глава
— Простите, что опоздала. Пробки. Автобус сильно задержался.
Инспектор Фой стоял на сцене театра Феба, которая освещалась единственным лучом прожектора, бившим точно в центр.
— Ничего страшного. Для театрала большая удача — побродить по такому месту. Я до сих пор удивляюсь, почему не стал актером. В полицейской жизни слишком много реальности!
Я обнаружила, что мне приятно видеть его. Его присутствие, как и прежде, успокаивало меня.
— Я рад видеть тебя, Хэрриет. Еще никогда я не был так доволен, подписывая бумаги об освобождении.
— Так чудесно, что отец снова дома. Хотя, по правде сказать, мы не часто его видим. Телефон просто разрывается от звонков. Все клянутся ему в вечной дружбе, приглашают играть в их пьесах, крестить их детей и кататься на их яхтах.
Действительно, с тех пор как два дня назад мы вернулись домой, отец почти все время отсутствовал. Когда он приходил, то выглядел таким виноватым, что я старалась не выказывать любопытства. Я предполагала, что он проводит время с Флер. Мы общались крайне вежливо, не говоря ничего лишнего и избегая смотреть друг другу в глаза.
Я заставила себя прислушаться к словам инспектора:
— Я хочу показать тебе, как все произошло. Мы не будем никого больше ждать?
— Папа встречается со своим агентом, — объяснила я. — И к тому же он не любит говорить о том, что произошло. Брон и Офелия еще не вернулись. Порция — в Манчестере. Корделия дома, шьет себе велосипедные штаны.
— Ну, хорошо. Ты потом всем расскажешь. Итак, — он одернул манжеты и развел руки жестом фокусника, — позволь мне приоткрыть завесу тайны. На сцене сейчас все почти так, как было тогда.
Я огляделась.
— Тело сэра Бэзила было найдено здесь. — Он указал в центр сцены. В луче света было видно темное пятно. Я никогда не любила Бэзила, но любому было бы жаль человека, которого постигла столь жестокая участь. — Ты знаешь, что такое deus ex machina?
— Буквально — бог из машины. Некий посторонний механизм, который обеспечивает развязку в пьесе.
— Верно. Зевс, или персонификация некой абстрактной идеи Мира или Справедливости, спускается на сцену на троне или в колеснице и вершит суд. Этим очень увлекались греки и римляне, а в семнадцатом веке этот прием вновь стал популярен. — Я заинтересованно кивнула. — Ты помнишь, что в «Короле Лире» в конце второго акта и на протяжении третьего происходит страшная буря? Это должна была быть постановка в стиле барокко. Режиссер планировал изобразить бурю, опуская парусиновые тучи и производя соответствующие вспышки и грохот. Сверху помещалось воплощение Природы, одетое в траур и держащее в руках амфору с сухим льдом. Встань здесь на минуту и не двигайся с места. Держись подальше от центра сцены. Обещаешь?