Облако

И тогда Генка тоже вспомнил, что сам видел это в новостях. Он как раз пришёл домой и включил телевизор на середине сюжета. Ему запомнилась словно для контраста стоявшая рядом с толстым бородатым детиной — наверное, самим бароном — маленькая седая старушка в цветастом платке с большими светлыми глазами. Обычно, когда показывают таких бабулек, они любят без умолку рассказывать о своём житье-бытье, держа в руках икону или пышный каравай на традиционном вышитом рушнике. Эта старушка в руках держала не рушник, а какую-то тряпицу, больше похожую на старый кусок кожи. Эту фиговину оператор взял крупным планом. Там был корявый рисунок — изображение напомнило Генке клубок извивающихся змей, только вместо змеиных голов безымянный художник изобразил человеческие черепа. Почти человеческие, потому что глазниц на черепах Гена не заметил, а почти всю поверхность лицевого черепа занимали зияющие пустыми чёрными провалами распахнутые рты. Детина рядом всё говорил и говорил, а старушка молча показывала свою тряпку в камеру.

— Байка про бабайку? — хохотнул Миха. — А если стройку начнут, то разрушат сдерживающие чары, и вылезет тот демон, так что ли?

— Да, что-то такое, я уж и не помню толком. — признал рассказчик.

— Но дома ведь всё равно строят. Успокоились цыгане значит? — уточнил Димыч.

— Да кто их спрашивать бы стал? — отозвался Миха. — Они скорее всего просто денег хотели или квартирки себе в новом доме выбить на халяву!

— Я тоже не в курсах, как это всё разрулилось. Цыгане, когда стало известно о предстоящей стройке, налетели целым табором. Я и не знал, что у нас их в городе столько есть. А как стройка началась, куда-то исчезли. Девятиэтажки всё равно возводят. Слушок ходил, что там вроде и правда вырыли кости какие-то, но замяли дело, а саму стройку забором сплошным обнесли, чтобы не лазил никто. И вообще место нехорошее оказалось — несколько строителей там погибли.

— Может быть, народ там селиться не станет? — предположил Димыч.

— Ещё как станут! Там ведь и лес ещё рядом — природа, красиво…

«Буханка» тем временем приехала на улицу Залесскую и шустро пробралась к видневшимся впереди раскрашенным «а-ля что-то весёленькое» высоткам. И вот тут начались затруднения. Трио новеньких девятиэтажек на нечётной стороне улицы имело номера «187», «189» и «191». Накатанная грузовиками грунтовая дорога в сотне метров после сто девяносто первого дома подводила грязную жирную черту под территорией города, после которой как-то сразу начинался лес. Затёртая карта всё же была извлечена из бардачка, но и она не пролила свет на ситуацию — два года назад, когда её печатали, нумерация домов на Залесской улице вообще заканчивалась на номере сто восемьдесят пять. В ответ на Михины расспросы немногочисленные прохожие недоумённо пожимали плечами и с любопытством провожали взглядом карету скорой помощи.

И всё же им повезло. Восьмая или девятая остановленная ими женщина в запачканных грязью джинсах оказалась сотрудницей РЭСа. Она и объяснила, что нужный дом будет за последней высоткой, если ехать дальше по грунтовке.

— Спасибо! А кто там живёт-то хоть? — на прощанье поинтересовался у женщины Мишка. Та пожала плечами.

— Бабуля чокнутая. — сказала она, развернулась и отправилась дальше по своим делам.

«Буханка» нехотя вскарабкалась на прокатанную самосвалами и ими же разбитую дорогу и заскрипела по ней, огибая колеи. Миха держал руль обеими руками и ругался сквозь зубы. Димыч сосредоточенно смотрел вперёд, Федяй почему-то икал и никак не мог прекратить эту напасть, а Генку накрыло какое-то непонятное тоскливое ощущение.

— И зде-ся кто-то жив-вёт? — сквозь икоту выговорил Федяй.

Они чуть было не проехали. Потому что смотрели в другую сторону — туда, где был город. Дорога, слегка виляя, уходила в направлении городской свалки, а ещё она как будто отрезала одинокий покосившийся домик на опушке от остального города, оставляя его наедине с надвинувшимся на него лесом.

Неказистый домик с маленькими оконцами — Генке очень хотелось назвать его избушкой — будто одинокий воин бросал вызов тёмной и мрачной стене высоких деревьев. Это ощущение ещё больше усилилось, когда стало понятно, что единственный вход в дом обращён не в сторону города.

Их никто не встречал. Никакой ограды не было. Автомобиль подъехал почти к самому дому, и только когда с поворотом ключа в замке зажигания прекратил тарахтеть двигатель, Генка понял, как здесь тихо. Нет, он знал конечно, что в лесу гораздо тише, чем в населённом людьми месте, но они ведь не входили в лес, да и тишина эта была совсем не такая. В обычном лесу всё равно есть какие-то шорохи, поскрипывают ветки, чирикают птички… Генке показалось, что возвышающаяся перед ними плотная стена деревьев каким-то непостижимым образом просто высосала все звуки из пространства, где стояла избушка.