Облако возмездия

В общем, пока мысли Нетроя были заняты личными переживаниями, за внешними обстоятельствами он следил постольку-поскольку. То есть, невнимательно. Потому достаточно неожиданно для себя оказался на следующем перекрестке. О, здесь уже было заметно, что это если не самый центр, то один из городских центров точно.

На пересечении двух заасфальтированных улиц располагалось несколько магазинов, все одноэтажные и деревянные, выкрашенные по местным обычаям частично уже облупившейся и выгоревшей на солнце масляной краской, голубой, зеленой и еще какой-то. На каждом здании в качестве основного использовались разные цвета, а вот детали и архитектурные излишества окрашивались уже, как Бог на душу положит. Получалось стильно. Феликс сразу окрестил этот стиль «среднерусский рандомный». Не сходя с места, только поворачиваясь кругом, он опознал магазин «Продукты», магазин «Хозяйственный» и еще какую-то «Зарю». Народу и машин, к слову сказать, наблюдалось довольно много. И те, и другие двигались неторопливо и как-то отрешенно, по формулировке опять же Нетроя – «как мухи в дихлофосе».

Противоположный угол перекрестка занимал кинотеатр. «Кино-Мир-театр», – разобрал Нетрой в хитросплетении тонких линий название. Это здание, в отличие от магазинов, было каменным, основательным, хотя и тоже одноэтажным, выкрашенным бодренькой желтой краской, и с крытой шифером односкатной крышей. В общем, сельский клуб, только с претензией. Такое впечатление усиливалось пристроенной к дальнему боку дома кочегаркой, что в свою очередь определялось по высокой, в два раза выше здания, квадратной кирпичной трубе. Конечно, зимы в этой местности суровые, а в холодный зал никого не заманишь. А так можно хоть зайти погреться. Все логично.

Перед кинотеатром была устроена, то есть, заасфальтирована, небольшая площадка, на которую выходила касса, надо полагать, летний вариант, а на самом углу перекрестка обосновался газетный киоск. И в кассу, и в киоск выстроились небольшие, в два-три человека очереди. Искусство – в массы, продекламировал Феликс мысленно. Важнейшее из искусств для нас – кино, актуализировал он известный лозунг.

И тут неожиданно он оказался свидетелем события, которое полностью воскресило его упавшее было настроение и с лихвой компенсировало понесенный при падении моральный ущерб.

Оказавшись рядом с киоском, он, сдерживая болезненные ощущения в ушибленном плече, принялся вертеть шеей, рассматривая выставленную на торги печатную продукцию. Как оказалось, всю предложенную к изучению периодику он уже видел раньше, дома, все было месячной, в лучшем случае – недельной свежести. Он как раз придумал метафору, что, мол, жизнь проносится мимо городка Загубинска, как те поезда по Магистрали, а сюда долетают лишь отголоски, да заносятся попутным ветром разные обрывки и ошметки, которые кружат по округе, кружат, да и оседают, покрывая все неравномерно, как пыль, как печная копоть, как… Метафора оказалась такой долгой, что он не успел ее сформулировать до конца, потому что в этот момент, выскочив из-за киоска, наискосок по площади понесся некий невысокого роста мужичонка. Нетрой сразу забыл все досужие размышления и принялся за бегуном следить.

Что-либо сказать о нем сразу, навскидку, было невозможно. Рабочая роба, в которую тот был облачен, оказалась чрезмерно объемной и совершенно бесформенной, поэтому даже предположить возможную затруднительно, оказалось затруднительно. Плюс кепчонка на глаза, плюс тяжелые грохочущие ботинки. Плюс – события развивались слишком стремительно, а забег выдался коротким.

Грохочущих ботинок оказалось аж три пары, поскольку за первым мужичком гнались еще два, по виду такие же. Тот, что был ближе к убегавшему, в какой-то момент сумел зацепить его ногу, и беглец со всего маху растянулся прямо под стеной кинотеатра. Преследователь немедленно уселся тому прямо на голову и плотно прижал ее к асфальту. Поверженный пытался как-то сопротивляться, но ничего у него не получалось, оседлавший его был явно сильней. Тут подоспел и третий. Он, не раздумывая, схватил лежавшего на животе бедолагу за ноги и, упираясь изо всех сил, потянул и протащил того по асфальту метра полтора, а то и два. После чего бросил чужие ноги парой ненужных жердей, и, как ни в чем не бывало, отошел в сторону. К нему немедленно присоединился второй, тот, который сидел сверху. Они демонстративно закурили по папироске, и, надвинув на глаза кепки, спокойно пошли восвояси.

Подвергнутый экзекуции мужичонка какое-то время оставался лежать там, где его бросили, вывернув носки ботинок внутрь, почти в одну линию. При этом, никто из очевидцев экзекуции, к нему не подходил, только, замерев в отдалении, молча смотрели. Жив ли, мелькнула мысль у Феликса? Или нет? Жив, жив!