Область личного счастья. Книга 1

Так прошли две ночи, но и на третью он не пришел. Не пришел и Гольденко, потому что жесткая рука Корнева поставила его на место. Опять заходил Мишка Баринов и мрачно сверкал глазами. Ну что ему надо от нее? Подумаешь, какая страсть под северным сиянием! Прямо испанец.

Наконец это ей надоело. Она поняла, что герои — народ чрезвычайно молчаливый. Только и знают, что совершают подвиги, на девушек внимания не обращают, писем не пишут и вообще без боя не сдаются.

И она решилась.

Нарядилась с особой тщательностью, повязала белый пуховый платок, который особенно шел к ее румяному круглому лицу и делал его задумчивым и печальным. Вместо рабочего кожушка надела зимнее пальто, несколько легковатое для севера. Да разве страшен ей мороз?

Для начала Женя решила зайти к Валентине Анисимовне. У них были общие интересы — обе увлекались вышиванием, и вышивали хорошо. Валентина Анисимовна, прожившая столько лет в тайге, была очень довольна, что в леспромхозе есть девушки, с которыми можно посоветоваться насчет того, что к лицу, какие сейчас моды. Девушки, знающие толк во всем этом.

Она приветливо встречала их, расспрашивала о доме, о родных, давала советы, как надо жить в тайге. Жить достойно и просто.

Был полдень, невысоко над тайгой сияло солнце, пробиваясь сквозь морозную дымку. Солнце уже светит по-мартовски, но греет еще слабо. В это время — Женя знала — директор уезжал на лесоучастки, Виталий Осипович вообще редко бывал дома, а ребятишки в школе.

— Валентина Анисимовна одна сидела в своей просторной, сверкающей чистотой кухне. Она обрадовалась Жениному приходу.

— Вот и хорошо, что ты зашла, Женичка. А я мужикам моим рубашки к лету вышиваю. Ну да, залётке моему и Виталию Осиповичу. Кто же ему сделает?

«Я сделаю, я», — хотелось сказать Жене, но она сдержалась, отчего пришлось вздохнуть.

Валентина Анисимовна принесла начатую вышивку. Вот она начала, но еще не знает, кому. Мелкие розовые и красные розы по коричневой кайме. Будет очень красиво. Наверное, инженеру пойдет, красное идет брюнетам.

— Ой, какой же он брюнет? — вздохнула Женя. — У него же такое лицо, какое-то бледное. Нет, ему надо васильки по золотой кайме. А глаза у него как раз серые.

Женя вспыхнула так, словно на ее щеках вдруг оказались вышитыми эти красные розы, и глаза стали как васильки.

— Ой, Женичка, — засмеялась Валентина Анисимовна.

— Ну, Валентина Анисимовна, какая вы! Я только сказала, как лучше…

Но разве обманешь бабу рязанскую? Она со вздохом провела по вышивке своими полными белыми руками. Поглаживая красные и розовые цветочки, говорила:

— Он, Женичка, очень пережил много. На фронте израненный весь. Он и во сне командует все и даже стонет.

— Стонет?

— Да, представь себе. У него немцы невесту на свою каторгу угнали. Он сейчас кипит весь, виду только не подает, но я-то знаю. Ненавидит, а бить их, этих извергов, ему нельзя. Он от этого и не поправляется. Кровью сердце обливается на него глядеть. Вот, Женичка. Его пожалеть можно, а больше ничего. Пусть у него сердце отойдет.

У Жени дрогнули губы, а в горле застрял какой-то клубок. Она поспешно выдернула из рукава платочек; на тонком батисте — голубые васильки.

— Вот так, Женичка.

Валентина Анисимовна сочувственно погладила Женю по щеке и взяла платочек. Голубые васильки, вышитые искусной Жениной рукой. Один василек потемнел от слезинок, от этого узор стал еще красивее.

— Вот это и вышивать надо. Ты про это говорила, Женя?

Женя, наконец, одолела свое волнение. В общем, правильно сказала старшая росомаха Клава, — она дура. Если герой, — то, значит, ордена и почет. А под орденами что — их ведь на сердце носят? А что у него в сердце? Какое ей дело? Она любит, она любит его.

Она будет любить его молча, она ничего не скажет ему и ничем не обнаружит своей любви. Потом. Пусть пройдет время, у него отойдет сердце, и он сам заметит и ее, и преданную ее любовь.

Она совершенно овладела собой и даже сумела равнодушно сказать:

— Вы ничего не думайте, Валентина Анисимовна. Я к нему именно так и отношусь, как… к герою. Мне его очень, очень жаль. И невесту его. Я бы разорвала этих гадов — фашистов. Правда, васильки ему к лицу? Даже так лучше, один светлый, другой потемнее. Я вам помогу вышивать, мне по целым ночам все равно делать нечего.

ТАЕЖНЫЙ ПЛЕН

В этот вечер, собираясь на дежурство. Женя надела свое старое рабочее платье и вязаную синюю кофту, те самые, что надевала до того, как были прочитаны стихи про одинокую сосну. Новые платья сложила в чемодан. Ничего этого сейчас не надо. Ее любовь совсем не такая, чтобы наряжать ее в шелковые платья.

Наконец-то нашлось время перешить пуговицы на своем кожушке. Теперь он не будет сжимать грудь, когда придется вздохнуть поглубже.

Она оделась и вздохнула. Нет, теперь не давит.

Тридцатка все равно ждала ее у гаража. Приняв машину от сменщика, Мишка Баринов всегда находил какие-то неисправности. Он копался в моторе, поглядывал на дорогу. Что бы там ни было, он любит Женю и добьется своего.

Едва только в свете фар появилась Женя, машина оказалась в полной исправности.