Область личного счастья. Книга 2

Его слова о торжестве любви заражали Тараса жгучей любовной тоской, не похожей на ту тоску, которую вызывали воспоминания о Марине. Он подумал, что его отношение к ней больше похоже на болезнь, а любовь не может, не должна быть болезненной. Это чувство здорового человека, который стремится к женщине именно потому, что он здоров и силен. И если она тоже здорова, и если любит, не будет противиться самому умному чувству, от которого родилось все, что есть на земле лучшего.

«Ну чего же ты ждешь?» — вспомнился ему тоскливый вопрос Лиды и ее недоуменный, растерянный взгляд в тот вечер, когда он хотел ее поцеловать.

— Однако ты не болтун, как я посмотрю, — услыхал он насмешливые слова Чашкина. — Ты о чем думаешь-то?

— Да как тебе сказать. О всяком думаю.

— Ты вот женись. Найди которая по сердцу — и валяй. В этом деле чем больше думать — тем хуже. Засохнешь, думаючи. Одну найди и отдай ей всю силу. Если начнешь на стороны кидаться, как воробей из каждой кучки поклевывать, то и сам вроде той кучки станешь. Одну найди, здоровую, молодую, дом построй на крепком месте, детей заведи. Знаешь, какая жизнь будет! Песня! Дома будешь — министр, а на работе зверь.

Он громко рассмеялся, закидывая назад свою маленькую голову.

Лодка с ходу ткнулась в берег.

Когда они поднялись по крутому откосу, вдруг налетел ветер, прибрежные кусты всполошно замахали ветвями, по воде стремительно побежали ослепительные искры.

— Это нам сейчас ни к чему, — погасив смех, озабоченно сказал Чашкин. — Боны укрепить не успеем. Давай, Тарас, найди этого колдуна и сам приходи…

В общежитии было пусто и светло от бесконечно вспыхивающих молний. Тарас выбежал на крыльцо. Ветер бросил ему в лицо горсть прибрежного песку. С гор сваливались тяжелые комья грязно-синих туч, и казалось, это они своим падением производят тот трескучий грохот, который раскатывался над головой. От реки доносился шум бегущей воды и какой-то протяжный стон, похожий на отдаленный звон колоколов.

По улице поселка, подгоняемый песчаными вихрями, бежал кривоногий десятник.

— Ребятка! — кричал он, захлебываясь ветром. — Выходи все!..

Тарас спустился к реке, задыхаясь от крутого напора ветра. Обгоняя его, бежали люди. Их голоса тонули а сплошном гуле и грохоте. Тяжелые волны ходили по Вес-няне, выбрасываясь на берег. Зеленые молнии хлестали по воде. Ветер, словно ватага одичавших от восторга мальчишек, с осатанелой радостью кидался с гор в воду, заставляя ее вскипать белыми бурунами.

Запонь стонала. Тяжелое ожерелье бон под страшным напором бревен погрузилось в черную кипящую реку. Сотни кубометров древесины напирали на хрупкое сооружение. Масса тяжелых бревен, блестя под молниями, то вздувалась чудовищными хребтами, то проваливалась черными пропастями, издавая тот протяжный гул, который напоминал отдаленный стон многих колоколов.

— Заварил черт кашу!.. — с веселым ликованием крикнул кто-то, обгоняя Тараса.

Люди, подбежав к реке, останавливались подавленные злобным весельем разгулявшейся стихии и собственным бессилием. Среди них, словно подхваченный ветром лист, метался Петр Трофимович. Размахивая рукой, он отчаянно кричал:

— Ребятка! На остров надо! Миленки, сукины дети, спасай добро!

Другая его рука безучастно болталась, закидываясь то на живот, то на спину.

— Сунься сам, черт сухорукий!

— Раньше-то где были!

Несколько смельчаков кинулось к тросам, намереваясь по ним перебраться на боны. Это был обычный путь на остров — по бонам, по бревнам, спокойный, прямой путь.

— Назад! Куда, черти, лезете! — раздался сильный хриплый голос Чашкина.

Он бежал вниз по песчаному откосу и, грозя кулаками, кричал:

— Давай лодки!..

Конечно, он был прав! Пройти сейчас по бонам, по вздыбившимся бревнам, в кипящей воде — было невозможно. Если не пришибет или не раздавит бревнами, то неминуемо смоет водой. Оставался, хотя и опасный, но единственный путь — на лодках.

Тарас бесстрашно кинулся в воду к лодке. Сейчас же рядом с ним очутился Чашкин. Удерживая лодку, он деловито, словно предстояла обычная работа под ясным небом, спросил:

— Инструмент взяли?

— На острове все, в котловане, — надрывался Обманов, намереваясь залезть в лодку.

— Куда? Там руки нужны, а не язык, — осадил его Чашкин. И, подняв мокрое лицо, спросил: — Кого ждем, мужики?

Свирепая волна ударилась о борт и белыми брызгами оплевала Чашкина.

— Кого ждем?! — бешено спросил он, ощеривая блестящие зубы. Усы его ощетинились. С трудом удерживая тяжелую лодку, пляшущую на волнах, Тарас заорал, словно он здесь был старший:

— Черт с ними, вдвоем сделаем!..

— Бери весла, — скомандовал Чашкин.

С трудом удерживаясь на ногах под тугими ударами ветра, Тарас послушно перенес ногу через борт лодки. В ту же минуту он почувствовал, как кто-то уцепился за его плечо, и услыхал Лидин голос:

— Я с тобой, Тарас.

Не оборачиваясь, он сказал:

— Не мешай тут!..

— Она не помешает, — крикнул Чашкин и приказал — Садись.