Область личного счастья. Книга 2

— Пишите приказ о передаче. Канители с этим много будет, да ведь вы пробьете. Вы знаете, про вас как говорят? — Иванищев помял свою бороду, хитровато взглянув на Виталия Осиповича. — Я слыхал, говорят: с таким водиться — легче в крапиву садиться. Здорово? Я раньше не верил, а сейчас убедился — говорят правильно.

— Про меня еще и не то говорят… Один человек — я ему этого вовек не забуду — один человек говаривал, что я вообще беспощаден к людям.

— Не забыл? — оживленно воскликнул Комогоров. — Очень хорошо, что помнишь. А, случится, забудешь — напомню. Чувствуешь, какая у нас жизнь начинается?

Он засмеялся, как бы желая смягчить свое предупреждение. А Виталий Осипович, улыбнувшись для приличия, поспешил закончить разговор.

* * *

В черной избе старуха прядет свою пряжу при свете тусклой электрической лампешки.

Старуха вообще была против электричества. Когда в деревню протянули линию от комбинатской ТЭЦ, она согласилась осветить свою избу только тогда, когда ей дали самую маломощную лампочку. «Как при лучине», — смеялись электрики, молодые ребята. Про лучину они читали у Пушкина: «Трещит лучина перед ней» — и считали упорство старухи простым чудачеством.

Откуда им знать, что к старухе приходят и приезжают бородатые люди или же такие, как и она, черные старухи, в полутьме ведутся негромкие разговоры. Гремя безменом, она отвешивает им товар, за который эти молодые ребята-электрики и копейки бы не дали: ладан, лампадное масло, свечи. Все это привозит ей Самуил Факт. А по ночам, когда закрыты магазины, здесь можно достать водку или брагу собственного изготовления. Все эти дела не уважают яркого света.

— В самый раз, как при лучине, — проворчала старуха, — так нам привычнее.

Она прядет свою пряжу, а напротив нее за столом сидит Самуил Факт и пьет водку. Ему жарко. Он расстегнул намокший от пота тугой воротник гимнастерки, но шарф снять забыл.

— Где же это Зойка долго идет? — вздыхает он, поглядывая в окно маленькими своими глазами.

Старуха безнадежным голосом жалуется:

— На свечах наживаешься сверх положенного. Да еще водки требуешь. В бога вот не веришь, а он тебя накажет. Бог-то. Обманываешь ты его.

Она знает, что слова ее не задевают Факта, что все равно он сдерет с нее втридорога и жаловаться некому. Но поговорить надо.

Вытирая жирную шею концом своего шарфа, Факт равнодушно отмахивается:

— Я, бабка, только этим и живу, что богов обманываю. И земных обманываю и небесных.

— Грех ведь, — вздыхает старуха и чешет концом веретена висок под платком. — Жуликоватый ты человек.

Факт выпивает еще стопку и с хрустом откусывает огурец. Выплевывая скользкие огуречные семечки, он философствует:

— Жулик, по-моему, самый правильный человек на земле. У него кругозор шире и мысль гуще. Что такое честный человек? Он, честный-то, считает, что он во всем прав, а жулик перед ним виноват. А жулик говорит: честный прав, он свое добро бережет, а я прав, когда это добро ворую. Честный не любит жулика и всячески жаждет его гибели, а жулик, наоборот, любит честных и хочет, чтобы их было больше. Вот каков жулик.

— А громобоя-то не сумели обмануть.

— Виталия Осиповича ты, старая, не упоминай при мне. Это моя скоротечная болезнь. Никого не боялся. Одного его боюсь. От него, знаю я, смерть приму. У него грехов нет, зацепиться мне не за что. У вас такого в святые записали бы.

Он сложил свою буйную голову на руки и сказал в стол:

— Что же это Зойка-то?..

Когда пришла Зойка, он уже спал на ее кровати. Она растолкала его:

— Тридцать человек сократили. Да проснись же ты. Приказ сама видела. И меня тоже. Теперь у директора и главного инженера одна на двоих секретарша будет. Сашку-криворучку дуру оставили…

Сидя около него на кровати, она долго страстным шепотом проклинала злодейку-судьбу, начальство, которое только и занято изобретением неприятностей, и своих многочисленных завистников. Факт курил, обволакивая дымом ее трясущееся белое лицо. Когда ему надоело слушать, он сказал:

— Не шепчи, Зойка. Сокращение управленческого аппарата проведено. Отчет послан. Переждем и будем устраиваться. Порядок известный… Пошумят, и все пойдет обратным ходом. Мы еще поживем некоторое время.

Зойка скривила дрожащие бесцветные губы и звонко высморкалась. Факт уже окончательно проснулся и, стреляя словами, начал поучать:

— Привыкать к новому обстоятельству надо. Сейчас, Зойка, время переломное. Смотри в оба, чего можно, чего нельзя. Мы такие, вроде как на складе переходящие остатки. Могут использовать, могут списать к чертовой бабушке.

* * *

Михаил взял Лину за руку и, сощурив свои горячие глаза, строго сказал:

— Моя жена.

Но Виталий Осипович заметил, как застеснялись они оба от непривычки называть себя мужем и женой, и, чтобы помочь им преодолеть неловкость, он весело заговорил:

— Ничего. Все так начинали. И стесняться тут нечего.

Усадив молодоженов на диван, сам сел напротив, как бы для того, чтобы получше разглядеть, как они выглядят в самую счастливую пору своей жизни.

Виталий Осипович вспомнил свой медовый месяц и добрым голосом спросил:

— Что ж вы свадьбу-то зажали?