Области человеческого бессознательного: Данные исследований ЛСД

Религиозная и мифологическая символика четвертой перинатальной матрицы богата и разнообразна. Подобно другим матрицам, она находит отражение в различных культурных традициях. Переживание смерти Эго часто связывается и с образами различных ужасных и разрушающих божеств, упоминавшихся выше. Человек может переживать себя отданным в жертву богине Кали. Испытывая смертные муки, он должен предстать перед ее ужасающим образом, услышать холодный стук черепов ее ожерелья, целовать и лизать ее окровавленную вагину. Он может также отождествиться с ребенком, которого мать бросает в пожирающее пламя, бушующее внутри гигантской статуи Молоха. В нескольких случаях окончательное разрушение переживалось под могучей, сокрушающей поступью Шивы Разрушителя, совершающего свой вдохновенный танец по пылающей земле. Еще одним частым символом смерти Эго являлось переживание себя как жертвы ацтекскому богу Солнца — Уицилопочтли. В этом случае индивид ощущает, как жрец вспарывает ему грудь обсидиановым ножом и вырывает из нее еще живое сердце. Сцена возрождения часто символизируется отождествлением с особыми божествами — такими, как мезоамериканский бог Кетцалькоатль, являющийся в форме оперенного змея, или египетский бог Озирис, убитый и расчлененный на куски его злым братом Сетом и вновь собранный его женой и сестрой Изидой. Иногда другие божества, символизирующие смерть и воскресение, — Дионис, Орфей, Персефона и Адонис — возникают в аналогичном контексте.

Вероятно, наиболее общим символическим построением для этого переживания является смерть Христа на кресте и его воскресение, мистерия Благой Пятницы и снятие покрывала со Святого Грааля. Все это некоторым образом связано с интуитивным пониманием фундаментального смысла и значимости этого символизма как глубочайшего ядра христианской веры. В результате этого переживания даже те, кто до этого резко противился христианству, искренне оценили важность этого духовного послания. Перинатальные корни христианства явственно раскрываются в его одновременном акценте на муках и смерти (Христос на кресте), на опасностях, подстерегающих новорожденного (убийство Иродом детей), и на материнской заботе и защите (Дева Мария с младенцем Иисусом).

Индивид, прошедший все испытания и превратности родовых мук и радующийся переживанию второго рождения, преисполнен энтузиазма, сопровождающегося, как правило, образами сверхчеловеческих подвигов или окончательной победы над различными мифологическими монстрами: Геркулес, будучи ребенком, побеждающий гигантских змей, или, уже взрослым, совершающий великие подвиги; Святой Георгий, поражающий дракона; Тезей, побеждающий Минотавра; Митра, убивающий быка в священной пещере, или Персей, перехитривший и уничтоживший Медузу. Другие вызывающие ужас существа, возникающие в этом контексте, напоминают Сфинкс, Гидру, Химеру, Ехидну, Тифона и прочих представителей мифологического «зверинца». Переживание возрождения включает в себя также победу сил добра и света над силами зла и тьмы. Этот аспект можно проиллюстрировать образами, подобными ведическому богу Индре, который разит своим мечущим молнии жезлом полчища демонов тьмы, нордическому богу Тору, поражающему волшебным молотом опасных великанов, или победе армий Ахуры Мазда над армиями Аримана, описанной в древнеперсидской Зонд Авесте.

Освобождающий аспект второго рождения и утверждение положительных сил Вселенной часто выражаются в видениях струящегося, ослепительного света, имеющего сверхъестественное качество и, по-видимому, исходящего из божественного источника. Иногда вместо чистого света может видеться просвечивающий небесно-голубой туман, прекрасные радужные спектры или игра тонких неуловимых узоров, напоминающих петушиные перья. Весьма характерны для этой стадии лишенные формы представления о Боге, воспринимаемом как чистая духовная энергия, как трансцендентальное и космическое Солнце. Особый вид этого переживания возникает при соединении Атмана и Брахмана, как это описано в сакральных индийских текстах. В этом случае индивид чувствует, что переживает само божественное ядро своего существа. Его индивидуальное «Я» (Атман) утрачивает свою видимую отдельную идентичность и соединяется с тем, что воспринимается как его божественный источник, универсальное «Я» (Брахман). В результате это приводит к чувству немедленного контакта или идентичности с Запредельным «Внутри», с Богом (Тат твам аси, или «Ты есть То», из Упанишад). Довольно часто возникают также персонифицированные образы Бога, как они представлены в традиционном христианстве, вроде благосклонного мудрого старца, сидящего на богато украшенном троне и окруженного серафимами и херувимами в сияющей славе. Некоторые в этот момент переживают единство с архетипической матерью, Великой Матерью, или — в более специфическом варианте — с Божественной Изидой древних египтян. Другим представлением той же темы является символика вхождения в Валгаллу или присутствия на пиру греческих богов на Олимпе и наслаждения вкусом нектара и амброзии.