Стоян находил и много других способов прижать к стене тех, кто не хотел вступать в ТКЗХ. Одним из верных средств давления на зажиточных крестьян было и такое — их объявляли кулаками. У них было по сотне декаров земли, но они никогда не прибегали к наемной рабочей силе, а в случае нужды две или три семьи объединялись, чтобы побыстрее справиться с какой-либо из полевых работ. Кулак же в свою очередь был объявлен самым лютым врагом народа и социализма, и мы не упускали случая осмеять и заклеймить его в наших речах, агитпрограммах и театральных представлениях. Мы изображали его агентом империализма, фашистом и поджигателем новой войны, отъявленным оппозиционером и подстрекателем; в глухую ночную пору он убивал коммунистов, поджигал имущество и травил скот кооперативов, всячески мешал строительству новой жизни. О кулаке непрерывно писали газеты и говорило радио, на карикатурах и плакатах его рисовали жестоким кровопийцей. Одним словом, кулак превратился в синоним злого духа из детских сказок, которым, однако же, пугали взрослых. Ему не было места в селе — чтобы его обезвредить, необходимо было сослать его с семьей в какой-нибудь далекий край или отправить в трудовой лагерь. Мой брат держал в страхе нескольких человек, в том числе Илию Драгиева.
У Илии Драгиева было восемьдесят декаров земли и шестеро детей, мал мала меньше. Он обещал Стояну подписать декларацию о членстве в ТКЗХ, но когда пришел в партийный клуб, дрогнул и не стал подписывать. Стоян отругал его за то, что он не держит слова, а Илия сказал, что уже раз обжегся на кооперативе и, если вступит снова, дети его перемрут с голоду. Лучше он будет кормить их, как кормил до сих пор, — как-никак он держит двух волов, две коровы, три десятка овец, да и колодец у него во дворе.
Илия ушел, а Стоян велел двоим парням проследить, когда Илии не будет дома, забить колодец досками и повесить на него большой замок. Край у нас безводный, и этот колодец был летом настоящим спасением для всего верхнего конца села. Три других колодца, на площади, в эту пору почти пересыхали. Парни улучили время, когда Илия был в поле, заколотили колодец досками и заперли его. Вечером Илия разбил замок и отодрал доски, чтобы напоить скотину, но ночью кто-то бросил в колодец собаку и оставил записку. Село всколыхнулось. Осень была засушливая, и люди уже зачерпывали песок со дна колодцев. Многие настаивали, чтоб тех двух парней наказали, но парни отрицали, что это они бросили в колодец собаку. Они, мол, по приказу партийного секретаря только забили колодец, а собаку не бросали. Парни не врали. Дело было в том, что некоторые противники ТКЗХ и личные враги моего брата воспользовались этим случаем, чтобы настроить против него все село. Через несколько дней после этого в него стреляли. Около полуночи, когда он возвращался домой, над его головой просвистело три выстрела. Убийца притаился за оградой в таком месте, где через нее нельзя было бы быстро перелезть, если бы пули не попали в брата и он решил бы преследовать стрелявшего. Так и получилось. Одна пуля лишь задела пиджак на его левом плече, Стоян тут же пришел в себя, тоже выстрелил и хотел кинуться за злоумышленником, но, пока нашел место, где можно было перелезть через ограду, тот исчез в темноте.
Утром мы осмотрели место происшествия, но не нашли никаких следов. Стоян сообщил в милицию, и Михо Бараков, словно только того и ждал, тут же примчался со следователем и еще двумя молодыми людьми из следственных органов. Михо Бараков распорядился произвести обыск в нескольких домах. Я отказался присутствовать при обысках и посоветовал брату сделать то же самое, заявив, что сеять смятение среди людей, и без того растревоженных, — затея ненужная и недостойная. Но Михо Бараков сказал, что, поскольку мы вызвали его как потерпевшие, мы непременно должны присутствовать при обысках. Люди приходили в ужас, когда следователь и его помощники принимались совершенно бесцеремонно обшаривать их дома, переворачивать все вверх дном и залезать в лари, сундуки и другие места, никак не предназначенные для чужих рук и глаз. Женщины причитали как над покойником, дети плакали, по всему селу пошел стон. Оружия нигде не нашли, у всех заподозренных было безупречное алиби. Это был новый удар Михо Баракова нам в спину. Быстрый и хорошо рассчитанный удар.