Обломки мифа. Книга 2. Враги

– А у тебя в роду никого рыжих не было? – Феофания нежно улыбалась Никифору. – Цимисхий, например. В кого он такой рыжий?

– Мать у него рыжая.

– А мать у него кто? Не твоя сестра?

– А … Какая разница, – сдался император. – Всё равно мне, по воле Господа, обо всех троих заботится. Но лучше тебе всё-таки удалится из Палатия во дворец во Влахернах, под покровительство Божьей Матери. Это не далеко.

– От детей? Ты только что посоветовал мне ими заниматься.

– Временно. Пока ко мне не привыкнут.

– Не привыкнут?! Ты василевс или кто? Никуда я не пойду. Уходи ты, Никифор! – прокричала она в лицо василевсу.

Перед ним стояла разгневанная спартанская царица, и он предпочёл за благо удалиться из покоев василисы.

Прошло несколько дней. Василису всё-таки уговорили временно переселиться во Влахерны, где она каждый день молилась Пресвятой Богородицы, прося заступничество.

Сразу же по наступлению Нового Года, второго сентября патриарх Полиевкт попросил Никифора Фоку явиться к нему.

– Сын мой, – обратился патриарх к василевсу, – устремления твои вести богоугодный образ жизни, конечно, похвальны, но простой народ их не понимает. Ты поклялся заботиться о юных василевсах, но почему ты не приемлешь их мать? Почему ты на ней не женишься?

– После гибели сына и смерти жены, владыка, я тяготею мирской жизни и посчитал, что за грехи мои более уместно вести монашеский образ жизни.

– Да, это так. Но глас народа – глас Божий. Женись, сын мой. Дай народу то, что он хочет. Потом, когда народ успокоится, можешь жить, как хочешь. Можешь жить с Феофанией как брат с сестрой.

– Хорошо. Но василиса Феофания вряд ли будет придерживаться монашеского образа жизни.

– Грехи василисы Феофании, это грехи василисы Феофании. Она грешит, она и отвечает. Лишь бы ты был твёрд в своих намерениях.

Двадцатого сентября Никифор Фока и Феофания были обвенчаны в храме Святой Софии лично патриархом Полиевктом.

Феофания была счастлива. Она в полной мере почувствовала себя василисой, женой и женщиной: вместе с мужем стояла на богослужениях, вместе принимали иностранных послов, вместе сидели на пирах, вместе засыпали и вместе вставали.

И вот однажды, через несколько месяцев всё кончилось.

Никифор Фока встал с ложа чужой, мрачный, тяжёлым взглядом посмотрел на жену и объявил:

– Всё. Больше вместе не спим.

– Сон плохой приснился? – Феофания была удивлена безмерно. – Что случилось?

– Ничего не случилось. И почему сон сразу плохой? Может быть хороший …

Никифор помолчал, а потом продолжил:

– После гибели сына и смерти жены я вёл почти жизнь монаха. И никогда не скрывал, что хочу окончить свои дни в монастыре. И ученик моего преподобного дяди Михаила, преподобный Афанасий укрепил меня в этой мысли. Афанасий сейчас инок на Афоне.

– Да, ты утром и вечером молишься о сыне, но никогда о жене.

– Сын важнее. Я зарок себе такой дал. У тебя два сына, а у меня ни одного.

– У тебя дочь есть.

– Что мне до дочери? Дочь кончит свои дни в монастыре, хочет она того или нет, а я сам, моя душа, после смерти Варды стремится в монастырь. Но я воин, полководец. И полководец по воле Господа не такой уж и плохой. Империя окружена врагами. Отечество нуждается во мне не как в монахе, а как в полководце, а это требует длительных отлучек из Города. И потом, мы с тобой люди разные. Ты любишь веселье, погулять на пирах, я же больше всего люблю уединение.

– И прекрасно! Мы можем уединяться времени от времени.

– Нет. Я не могу заниматься государственными делами, воевать и всё время думать о тебе. Мысли о тебе будут сильно мешать управлять делами и войсками.

– Значить, я тебе не безразлична?

– Не безразлична. Но ты не будешь хранить мне верность.

– Откуда ты знаешь? Может быть, буду.

– Вот видишь, ты сама сомневаешься. А я не сомневаюсь – не будешь. А сидеть рядом с тобой и держать тебя за руку мне не позволяют государственные интересы.

– Почему? Юстиниан Великий сидел же рядом со своей Феодорой.

– Ах, вот ты о чём. Ты хочешь быть второй Феодорой.

– Не совсем. Я хочу быть первой Феофанией.

– Я не Юстиниан Великий. А Юстиниан не был полководцем, поэтому и враги и подходили к стенам Города. В походе ты вряд ли мне чем поможешь. Мне проще порвать с тобой. Относится к тебе как к сестре и сосредоточится на делах государства. На людях мы будем вместе, и ты можешь приходить ко мне. Но я никогда не буду на твоей половине.

– Глупец, – пожала плечами Феофания. – Но почему именно сегодня? А не вчера или завтра?

– Я вчера получил письмо от преподобного Афанасия.

– Того, что с Афона? Только при чём здесь он?

– В письме он упрекает меня, что я обещал стать монахом, а стал императором.

– Какая неприятность, – с сарказмом заметила Феофания, начиная злиться, меж тем как Никифор был смирен и холоден.

– А ты знаешь, что однажды твой Афанасий притворялся неграмотным и назвался другим именем.

– Конечно, – пожал плечами Никифор, – он же от меня скрывался.

– А ты его разве убить хотел? Ты просто хотел с ним пообщаться. Вот тогда и надо было ему уговорить тебя стать монахом, а не трусливо прятаться. А ложь разве не грех?