Обломки нерушимого

Нет больше смысла хранить тайну о том, где же скрывалась Диана. Если кто-то из вас переживал за нее, как мистер Эверетт, то можете расслабиться. Диана провела зимние каникулы в туристическом лагере «Фолкон Скотт», расположенном вблизи заповедника. Поведал ей об этом укромном месте Скендер Хардайкер. С ним и его компанией Диана и отправилась в лагерь. Солист «Майконгов» снабдил ее палаткой и всем остальным необходимым снаряжением, а его девушка, Огаста, поделилась с ней теплой походной одеждой. В компанию туристов входили остальные участки группы: гитаристы Гэйдж и Трой, барабанщик Вальтер, и их девушки – Даркей, Кенна, Мелли. На уютной полянке ребята разместили свои палатки. Диана, необходимо отметить, расположилась дальше всех. Атмосфера в лагере царила теплая, дружелюбная, творческая: ребята без устали хохотали, прикалывались друг над другом, играли на гитарах, пели песни, готовили вместе, гуляли. Диана же наблюдала за дружной компашкой со стороны, не улыбаясь им, не проникаясь к ним. Ее поведение вызывало у всех недоумение. Никто не понимал, почему Диана дистанцируется, постоянно молчит и смотрит на всех так странно… Диана была в несколько раз красивее всех девушек в лагере, но те не чувствовали никакой конкуренции. Парни редко смотрели на нее – она была безупречна, но недоступна. Диана завораживала как зимняя, беззвездная, тихая ночь, но вскоре ее очарование и загадочность перекрывали полярный холод и зловещая тишина, и парни, увлеченные ею на краткий миг, бежали к теплу и безопасности, к своим девушкам, что были, как те неказистые, дешевые палатки с мягким сиянием походного фонаря внутри, готовые впустить и обогреть кого угодно.

В общем, всех настораживала отчужденность Дианы, а некоторых даже отпугивала.

– Странная она какая-то, – сказала однажды Огаста.

– У нее подруга умерла недавно, – ответил Скендер. Тот был, пожалуй, единственным человеком, который более-менее понимал Диану. Он не был близок с ней, знал, что Диана обратилась к нему за помощью не из большой симпатии, а, скорее, из-за громадной безысходности. Диана просто использует его. Скендер же не огорчался по этому поводу, так как давно привык относиться к Диане как к дорогой, роскошной вещи, взятой напрокат. Звучит жестоко, но это правда. Он получал удовольствие от такой псевдодружбы с ней, даже слегка гордился, но понимал, что все это временно. Диана, получив свое, вновь исчезнет и появится только тогда, когда ей снова что-нибудь понадобится от него.

Огаста взяла баночку пива и подошла к Диане. Та сидела у своей палатки, что находилась далеко от костра, глаза ее – два ледяных пламени – смотрели на Огасту неотрывно. Сумерки сгустились, Огасту тотчас сковал холод. Однако, еще раз взглянув в глаза Дианы, Огаста поняла, что холодно ей вовсе не из-за того, что она отошла от костра. Просто Диана умела посмотреть на человека так, что тот чувствовал, как жуткий холод проникает в его кости.

– Диана… держи. – Огаста протянула пиво. – Это хорошее пиво, не брезгуй.

– Спасибо, эм-м…

– Огаста.

– Да, Огаста. Я помню.

– Слушай… тебе нужно поплакать.

– Зачем?

– Это помогает. Ну, мне, по крайней мере, помогает. Когда в моей жизни происходит что-то не очень приятное, я плачу, и мне сразу становится легче. Понимаешь, нельзя все это держать в себе, иначе с катушек съехать можно…

– Спасибо за совет, Огаста.

Это была первая и последняя попытка Огасты наладить контакт с Дианой. Кроме нее, больше никто не отважился подойти к Брандт.

Диана жила по такому графику: днем, когда ребята отправлялись на прогулку, она оставалась в лагере, готовила для себя, следила за костром, спала, а вечером, дождавшись возвращения компашки, уходила в лес. Не хотелось ей слушать песни, громкий хохот и долгие беседы друзей – все это было ей чуждо. Тишина… нерушимая тишина мрачного леса – это лучшее, что она слышала в своей жизни. Диана гуляла до глубокой ночи, не испытывая страха, не страдая от холода, не желая возвращаться к жизни, к свету, к теплу. Тишина и упоительный покой стали ее близкими друзьями. Она нашла прелесть во мраке и обнаружила отвращение к бессмысленной радости, что излучали все, кто жил с ней в лагере. Она узрела утешение в одиночестве и наконец заметила пустоту, которой была наполнена ее жизнь. Ее понимали мертвые, облезлые деревья, а не люди, ее согревал северный ветер, а не любовь к ближним, ее радовали неизведанные тропы, журчащие ручьи и стайки пестрых птиц, пролетавшие над головой, а не встречи с теми, кому она якобы была небезразлична.

Хорошо ей было, спокойно. Но однажды…