Обломки нерушимого

– Ну… Герберт, конечно, не образец красоты, но все-таки в нем было кое-что притягательное.

– У вас есть общие дети?

– Нет. К сожалению, Господь не позволил нам испытать такую радость…

– Это хорошо.

– Почему хорошо?

«Кажется, я сболтнула лишнего. Необходимо продолжить разговор как ни в чем не бывало.»

– Болеслава Гордеевна, как вы познакомились?

– Ох… – Графиня широко улыбнулась. – Я работала в столичном театре. Герберт однажды попал на мое выступление и влюбился в меня до беспамятства. Его родители были против нашего союза. Конечно… Я – русская, без роду и племени, да еще и с ребенком от первого брака. Но Герберта все это ни капли не волновало. Он пошел наперекор семье и сделал мне предложение. Долгие годы мы жили в Ирландии, в невзрачном маленьком-маленьком домике. Без денег, поддержки. Голодали. Нелегкое было время. Потом мы узнали, что старший брат Герберта погиб. Его отец решил восстановить с нами связь, так как ему нужен был наследник. Погибший сын не оставил потомства. Меня кое-как приняли в семью. Знаешь, я полюбила Герберта не из-за его денег и родословной. Я полюбила Человека, его огромное сердце, потрясающую душу. Если бы у меня была возможность обменять все эти хоромы, драгоценности на то, чтобы мой Герберт вернулся ко мне, я бы не задумываясь согласилась. Любовь – вот мое богатство.

Удивительное дело, всякий раз, когда графиня говорила о любви, ее трупно-серое лицо покрывалось застенчивым румянцем, как у незрелой девчушки, заметившей на себе пылкий мужской взгляд.

– Болеслава Гордеевна, почему вы не спрашиваете меня про мою мать?

– А я должна? – улыбка тут же исчезла с лица женщины.

– Обычно люди интересуются жизнью своих родственников.

– Разве Павла не поделилась с тобой нашей историей?

– Нет.

– Ну и слава богу. Ни к чему тебе об этом знать. Да ты и не поймешь.

– Я хочу знать. И я пойму, если вы будете говорить со мной на русском, цыганском, итальянском, французском, немецком или английском языках. Другие я пока не знаю.

Болеслава Гордеевна впервые была рада тому, что Всевышний лишил ее зрения. Не хотелось ей видеть свою внучку, не хотелось еще больше в ней разочароваться. Ее манера речи, мысли, поведение – все в ней отталкивало. Девушка была неглупа. Но высокий интеллект перекрывали какая-то патологическая детская наивность, это странное ее свойство все воспринимать буквально и стремление вставить неподходящие, часто не имеющие никакого отношения к теме разговора ремарки. Наверняка это нелепое, бестактное создание еще и страшненькое, неухоженное, ведь примесь «грязных» генов определенно проявила все признаки и сказалась главным образом на ее внешности. «О Боже, дай мне сил достойно справиться с этим испытанием…» – постоянно твердила про себя миссис Монтемайор.

– …Ну и утомила ты меня, девочка моя. Гарриет, принеси мне ужин в мою спальню, а ты, Искра, можешь погулять по дому самостоятельно. Здесь еще много чего интересного…

* * *

– И вот последняя на сегодня. – Гарриет протянула хозяйке очередную пилюлю, что входила в список ежедневно употребляемых ею, поддерживающих дряхлое здоровье, препаратов.

– Спасибо, Гарриет, – устало произнесла графиня.

– Вижу, у вас не задалось знакомство с внучкой, – сказала Гарриет, принимаясь расчесывать седые тонкие волосенки миссис Монтемайор.