– Номер шесть.
«Тридцать две сочные креветки из дельты Меконга в густом соусе из спаржи, присыпанные измельченными лимонной травой и диким майораном, на подложке из козьего сыра, украшенной двукратно обжаренными черными бобами и окруженной крепостной стеной из бекона домашнего копчения», – гласило меню.
– Я знаю, что ты у нас – гурман, Стёрджис, – шеф кивнул на меню.
– Спасибо, сэр.
Шеф надвинул пониже серую бейсболку. Вместо обычного черного костюма с галстуком за пятьсот долларов на нем были джинсы и коричневая кожаная куртка до пояса. Козырек и огромные зеркальные солнцезащитные очки закрывали б
Шеф – один из немногих людей, рядом с которыми Майло смотрится красавцем с идеальной кожей.
Появилась еще одна официантка с забранными в хвост волосами, вооруженная планшетным компьютером.
– Что будете заказывать?
– Номер шесть, – как и ожидалось, заявил Майло. – Я заказал оленину с бизоньим беконом.
– А как же холестерин, доктор Делавэр? – поинтересовался шеф.
– Просто я люблю бизонину.
– «Буффало Билл и индейцы прерий». Похоже, в вашем роду были коренные жители Америки, а?
– В моем роду кого только не было.
– Метис. Прямо как я.
Если то, что я слышал о шефе, правда, он чистокровный ирландец.
– Во мне есть кровь ирокезов, – сообщил шеф. – Во всяком случае, так утверждала моя бабка по отцу. Непонятно только, верить ли ей. Бабка была не дура по части выпивки. – Он повертел палочкой в воздухе. – Вроде вашего родителя.
Я промолчал.
Шеф снял очки. Маленькие черные глазки внимательно изучали мое лицо. Форменный дерматолог в поисках прыщей.
– Выпивка – такое дело, не способствует правильным решениям.
– Говорят, эта проблема иногда передается по наследству, – согласился я.
Шеф повернулся к Майло.
– А ты-то каким местом думал, когда потащил его домой к Фримен без моего разрешения, да еще наплел с три короба Крейтону? Решил, что тот мне не позвонит и не уточнит?
– Я был уверен, что позвонит, сэр.
Шеф швырнул палочку на тарелку.
– И что тогда? Это такой способ послать меня на хрен с моими распоряжениями?
– Нет, сэр. Это способ выполнить работу как можно лучше с учетом всех имевшихся обстоятельств.
– Без него ты не можешь работать? Это называется «психологическая зависимость», да?
– Это называется «решение, основанное на предыдущем опыте», сэр.
– Ни шагу без психиатра?
– Когда дело необычное и доктор Делавэр не занят, его участие помогает в раскрытии. Я думал, вы с этим согласны, поэтому не предвидел возражений.
– А Крейтон тебе что сказал?
– Крейтон – бюрократ.
Шеф снова поднял палочку и принялся с чувством катать ее между пальцами. Черные глазки перебегали с Майло на меня и обратно.
– Значит, ты не предвидел возражений.
– Я исходил из…
– Я уже понял. Все равно оправдание – хреновое. Удивительно, как только доктор тебя терпит.
Шеф дважды приглашал меня на работу в департамент полиции на должности одна заманчивей другой, и я дважды отказывался.
– Я понимаю, Стёрджис, зачем специалист по психам нужен в делах, где пахнет патологией, но что-то я не чувствую никаких сексопатологических ужасов в деле Фримен.
– Тело в сухой углекислоте, непонятная причина смерти и полнейшее пренебрежение надлежащей процедурой расследования. Для меня это означает необычное дело, – не сдавался Майло.
– Вы тоже думаете, что дело необычное, доктор?
– Оно отличается от других.
– Стёрджис объяснил, что ситуация деликатная?
– Да.
– И чем он это объяснил?
– Ваш сын заканчивает Виндзорскую академию и подал документы в Йель.
– Ваше мнение о Йеле?
– Один из лучших университетов.
– Прекрасная репутация, – подтвердил шеф. – Точно такая же, что была до недавнего времени у всех этих чудодейственных инвестиционных банкиров и прочих болванов из ипотечных агентств. Потом они публично обделались – и что же оказалось внутри, стоило их поскрести? Полная пустота!
– Вам не нравится Йель?
– Мне слишком на него наплевать, чтобы он нравился или не нравился, доктор. Все они одинаковые, эти питомники для испорченных богатеньких ублюдков и тех, кто еще только метит в испорченные богатенькие ублюдки. Несколько лет назад гении из приемной комиссии Йеля отклонили тысячи заявлений о приеме от одаренных – и подтвердивших свою одаренность! – молодых американцев, зато зачислили афганца, который чуть ли не официально представлял «Талибан». Готов пари держать, что парень даже не слышал никогда ни о дифференциальном исчислении, ни о культуре политических дебатов. На следующий год те же умники зачисляют на художественный факультет так называемую студентку, чье представление об искусстве сводилось к тому, чтобы забеременеть, после чего сделать аборт и заснять на видео все аппетитные подробности. Дальше она только раз за разом повторяла все то же шоу, и хорошо еще, если научилась имитации вместо реальных абортов. Наш мир и наше искусство давно превратились в пародию, Рембрандт извертелся в гробу!..
– Это точно, – согласился я.