Обман

В ту ночь я оказался в запертом концертном зале. Мне хотелось побыть там, где была она. Я прокрался на сцену и притаился у рояля. Потом стал бродить между рядами кресел, обитых красным бархатом. В полутьме аварийного освещения зрительный зал оставлял гнетущее впечатление; расхаживая мимо горшков с розами, я не мог отделаться от мысли о том, что все это построено только ради того, чтобы когда-нибудь целый вечер обнимать ее как бонбоньерку, словно речь шла об изящной блестящей коробке шоколадных конфет, которая все эти годы только и ждала мига, когда привлечет к себе внимание как несравненное лакомство, шедевр кондитерского искусства, вызовет интерес моей Хризантемы.

Когда меня разбудили уборщицы, я мгновенно ощутил какое-то благостное чувство, причем еще до того, как сообразил, откуда оно взялось. Мне не пришлось ничего объяснять женщинам в халатах, потому что те не понимали ни слова по-немецки. Я просто сунул им в руки несколько мелких банкнот и поклонился. В ответ они захихикали и принялись обсуждать нашу встречу на неизвестном мне языке. Пока я в мужском туалете умывался холодной водой, в памяти ожили все перипетии минувшего вечера. Вы можете объяснить, с чем это связано? В тот день, когда влюбляешься, – в моем понимании, роковым образом и безвозвратно, – в тот день все отчетливо запоминается, невольно и неосознанно. Вы должны уметь это объяснить, это же ваша профессия. Как при скоростной киносъемке один кадр за другим пробегал у меня перед глазами. Я видел, как был одет накануне, на какие лица обращал внимание в фойе; я наблюдал бледную усталую красоту девушки, у которой купил программку, помнил, какой шлифовки был бокал, из которого перед концертом наверху в баре пил не очень крепкий джин с тоником. Все детали приобретали свой «подготовительный» смысл, все выглядело уже чуточку торжественнее, чем прежде.

Потом включилось сознание и учащенно забилось сердце. Мне предстояло выяснить, под каким девизом фигурировала Хризантема в тексте контракта, кто был ее агентом, в какой гостинице она остановилась. Я посмотрел на часы. Стрелки показывали пять минут седьмого. Она привиделась мне спящей в каком-то неубранном гостиничном номере. На ночном столике лежал перевернутый бокал из-под шампанского, в умывальнике плавал полученный на сцене букет цветов, она дышала во сне раскрытым ртом, в то время как в гостиничной кухне внизу пекли круассаны и раскладывали апельсиновый конфитюр в серебряные ванночки.

Через вход на сцену я поспешил на улицу. Странно, что всегда говорят «вход» на сцену, но не «выход», я задумался об этой лишенной смысла логике. Схватив такси, стал подгонять водителя, чтобы тот ехал быстрее. Расплатился банкнотой и, не дожидаясь сдачи, вылез из машины. Дома (тогда у меня еще была собственная квартира) достал с книжной полки Билефельдский каталог. Никаких данных. Я снова и снова листал каталог. Ни слова о квартете Серафино, никакого упоминания о Хризантеме. Между тем у меня оставалось не так много времени.