Обман

— У тебя сейчас кто? — спросила Нина.

— То есть?

— Ну, какой класс, — нетерпеливо пояснила она.

Это я знала.

— А, шестой «Б».

— Не выношу этот класс. Один Иванов чего стоит. А тебе ж тогда не сюда, тебе на третий. Я-то думала, у тебя в девятом… Беги скорей, две минуты осталось.

Хорошенькое дело — скорей! Ещё бы знать, куда. Я повернулась, поскакала бодрым маршем по коридору, свернула — ура, лестница, взлетела, распихивая детишек, на третий этаж, опять повернула… Звонок застал меня перед дверью, на которой большими чёрными буквами стояло: «Русский язык. Мл.».

Это уже сильно потом я узнала, что в школе было несколько кабинетов почти для каждого предмета, кроме, скажем, биологии или химии, и в них занимались по возрастам. Кабинет, перед которым я стояла, предназначался, например, для младших классов, пятых и шестых, а были ещё «Ср.» — с седьмого по девятый, и «Ст.» — для всех остальных. Изнутри они различались несильно, разве что портретами великих писателей на стенах и коллекциями учебно-вспомогательных материалов в шкафах, но, справедливости ради, некое удобство в этом было. С кабинетами вообще было много разной петрушки, они были ещё лично учительские, для классного руководства, тематические, художественно оформленные и всякие другие. Эту сложную систему в своё время придумала бульдогообразная Клавдия Старая Мымра, и вся школа теперь трепетала в немом восторге.

Но тогда я всего этого не знала и трепетала не в общем восторге, а сама по себе. От страха. Потому что за дверью с дидактической надписью сидел шестой класс «Б» в количестве тридцати с лишним человек, а я должна была учить их русскому языку.

Я честно готовилась, и даже примерно представляла, что будет происходить. С точки зрения грамматики. Там были, кажется, сложноподчинённые предложения с разными союзами, и задание на каникулы, и внеклассное чтение. Хотя нет, чтение — это у них же по литературе, тремя уроками позже. Значит, предложения. Я вдохнула поглубже, внутренне перекрестилась и потянула дверь на себя.

В конце концов этот день кончился. Не могу сказать, чтоб я целиком была согласна с Мариной. «Подумаешь, первый после каникул, да ещё четверг…» Но, в конце концов, кончился же… И я осталась жива, и меня не прогнали с позором, да и вообще, кажется, у меня получилось…

На первом уроке в шестом «Б», хоть я и совершенно умирала от страха, все прошло вполне гладко. Иванов, конечно, оказался противным мальчишищей, я его довольно быстро опознала — толстый такой, наглый пацан, который играл в этом классе роль рыжего. Он не был по-настоящему рыжим, скорее каштановым, как Валька в детстве, но настоящего рыжего у них не было, вот он и выпендривался. К счастью, у Мити в своё время был очень похожий приятель, он часто бывал у нас в гостях, и я наловчилась с ним обращаться. Тут главное было — озадачить его чем-нибудь позитивным. Это его блокировало.

Поэтому, когда Иванов в пятый раз задал мне какой-то дурацкий вопрос (я в это время проводила якобы перекличку, а на самом деле пыталась хоть чуть-чуть разобраться, кто из них кто), я, ласково посмотрев на него, не стала делать никаких замечаний и орать, на что он, в общем, напрашивался, а очень серьёзно сказала:

— Васенька, я вижу, ты так повзрослел за каникулы. У меня к тебе будет просьба. Или даже серьёзное поручение. Я специально говорю при всех, чтобы весь класс понимал, как это важно.

Он так охренел уже от одного «Васеньки», что я могла делать с ним, что захочу. И я коварно попросила его следить за порядком и дисциплиной в классе, по крайней мере на моих уроках. На этом дестабилизирующая роль Васеньки славно закончилась. Только иногда, когда ему казалось, что кто-то ведёт себя несоответственно, он втягивал в себя воздух и шипел сквозь зубы что-то злобное в адрес провинившегося.

А так детишки были вполне забавные. То есть, конечно, в целом-то они были довольно противными, как и полагается детям в этом возрасте, сколько им там — одиннадцать, двенадцать, но если на каждого смотреть отдельно, как на человека… Почему-то, общаясь с ними, я все время вспоминала не Митю, что было бы, в общем, естественно, а Вальку. Глупо, тем более я с ним и знакома-то в таком возрасте не была, он только в десятом классе пришёл.

В десятом классе у меня тоже был урок. Правда, этот десятый не был выпускным, как наш тогда, но это и к лучшему. Если б выпускной, у меня ответственность была бы больше, все-таки у детишек экзамены через полгода, а так я могла расслабляться, если чего и напортачу, на будущий год настоящий учитель поправит.

С десятым классом у меня случилась любовь. Они проходили почему-то «Мастера и Маргариту», по-моему, вставлять этот роман в школьную программу — безумие в чистом виде. Он же прекрасный, его надо любить, а не отбивать к нему охоту на всю оставшуюся жизнь, как к тому же «Евгению Онегину». Ну да ладно.