Обман

Сале всегда говорила, что ее золовка рождена для театра, но воспитание и образование прошли мимо нее. Первое утверждение, по всей вероятности, было истинным. Приход Рейчел вряд ли мог быть незамеченным. Но Юмн, казалось, хотела воспользоваться даже и этим малозначащим событием, чтобы оказаться в центре внимания. Конечно, все было сделано для того, чтобы подчеркнуть и выпятить ее «женский цикл», как она называла это, и сейчас она обеими руками обхватила свой живот на тот случай, если Рейчел не поймет суть только что сказанного. Но это было излишним. Рейчел не верила, что Юмн может думать или говорить о чем-либо другом, кроме как о желании снова стать матерью и о протекании ее беременности – третьей беременности за тридцать семь месяцев жизни в замужестве, когда ее второму сыну не исполнилось еще и полутора лет.

– Прости, – сказала Рейчел. – Я не хотела тебя пугать.

– Надеюсь, что не хотела.

Юмн повела глазами, ища разлетевшиеся по комнате вещи. Широко раскрытым правым глазом она заметила шарф, прищурив при этом свой, смотрящий в другую сторону, левый глаз, который она обычно держала в тени, отбрасываемой дупаттом. Когда Рейчел показалось, что Юмн намеревается снова приступить к работе, не обращая внимания на ее присутствие, она решила продолжить разговор.

– Юмн, я пришла повидать Сале. Что с ней?

– С этой девушкой всегда что-то происходит, – пожала плечами Юмн. – Стоит мне обратиться к ней, как она сразу делается глухой, как камень. Что ей нужно, так это хорошая трепка; только жаль, здесь никто не хочет этим заняться.

– А где она сейчас? – спросила Рейчел.

– Бедняжка, думают они, – продолжала Юмн. – Не трогайте ее. Она так переживает. Она переживает, ты можешь это представить? Да это просто смешно.

Услышав это, Рейчел встревожилась, но, будучи верной подругой Сале, приложила максимум усилий, чтобы скрыть тревогу.

– Она дома? – спросила Рейчел, стараясь говорить спокойно. – Так где она, Юмн?

– Только что поднялась наверх.

Когда Рейчел была уже в дверях гостиной, Юмн со злобным хихиканьем добавила:

– Там она, вне всякого сомнения, страдает от горя.

Рейчел нашла Сале в спальне, окна которой выходили в сад; сейчас эта комната была переоборудована в детскую для двух маленьких сыновей Юмн. Сале стояла у гладильной доски и складывала аккуратными квадратами только что высушенные пеленки. Ее племянники – старший, которому было два года и три месяца, и его младший брат – лежали в одной стоявшей у окна коляске. Мальчики крепко спали.

Рейчел не видела подругу уже две недели. Слова, сказанные девушками друг другу при последней встрече, были не из приятных, и сейчас, несмотря на заранее подготовленные и отрепетированные фразы, Рейчел чувствовала неловкость и старалась не выглядеть растерянной. Однако причиной этого было не только нарастающее взаимное непонимание, и даже не то, что, входя в дом Маликов, Рейчел сразу же осознавала, что попадает в другую культурную среду. Чувство, охватившее ее сейчас – и оно усиливалось с каждой новой встречей с подругой, – проистекало из жгучего осознания того, насколько сильно физически она отличается от Сале.

Сале была прелестной. Согласно религиозным предписаниям и желанию родителей, она носила скромные шальвар-квами. Сале притягивала к себе взгляды, несмотря на мешковатые брюки и куцый жакет, полы которого спускались до колен. Ее кожа была цвета мускатного ореха, а глаза цвета какао прикрывали густые и длинные ресницы. Свои черные волосы она заплетала в одну тугую косу, спускавшуюся до самой талии, а сейчас, когда Сале подняла голову, услышав свое имя, произнесенное голосом Рейчел, тонкие, словно паутинки завитки волос опустились на ее лицо. Единственным дефектом было родимое пятно. И цветом, и формой оно походило на ягоду клубники и выглядело, словно детская татуировка, прилепленная к скуле около виска. Когда глаза Сале встретились с глазами подруги, родимое пятно стало заметно темнее.

Рейчел не отрывала взгляда от лица Сале. Подруга выглядела нездоровой, и Рейчел мгновенно забыла все подготовленные и отрепетированные фразы. Резким движением она протянула сверток и сказала:

– Это тебе. Это мой подарок, Сале.

После этих слов она почувствовала себя жалкой дурой.

Сале не торопясь разглаживала складки на пеленке, а затем сложила ее пополам, тщательно совместив по углам.

– Я ничего не хотела выразить этим подарком, – снова заговорила Рейчел. – Ну что я вообще могу знать о любви? Меньше, чем кто-либо. А что касается брака, так об этом я знаю меньше всех на свете. Ведь ты же знаешь, как я живу. Пойми, моя мать была замужем не больше десяти минут. По ее словам, все произошло по любви. Вот так-то.

Сале сложила пеленку еще пополам и присоединила ее к стопке, лежащей на краю гладильной доски. Затем подошла к окну, посмотреть на спящих племянников. В этом не было никакой необходимости, подумала Рейчел, – ведь малыши спали словно мертвые.