Обман

Мне нужно сесть за стол и тщательно просмотреть свои записи, чтобы понять, что я натворила с лекарствами Адель. Сняла ли я ее с рисперидона, прежде чем выписать оланзапин? И как мне сказать о том, что произошло, Ричарду? После того как я заметила, что они подружились, просто не знаю, какова будет его ответная реакция.

Полностью опустошенная, я открываю свою дверь и обнаруживаю, что в кабинете Ричарда нет.

Часть вторая

27 декабря, 8:37

Теперь, когда невыносимое одиночество Рождества, которое я провела в своей собственной компании, окончилось и весь персонал вернулся в наш сумасшедший – в прямом и переносном смысле – дом, у меня есть время заняться тем, что я так долго откладывала. Я смотрю на папку со своим заключением и не знаю, смогу ее открыть или нет. Нужно быстрее отдать Рэйчел резюме, пока она ничего не заподозрила; полагаю, мне лучше поторопиться и сделать это в течение недели. Для такого занятия не существует подходящего времени, но сейчас у меня дико болит голова, как бывает после удара в ухо, и я совсем не уверена, что нахожусь в достаточно стабильном психологическом состоянии для того, чтобы узнать о своих проблемах с психикой.

Я кладу папку в ящик стола и допиваю кофе, чтобы успокоить нервы и нейтрализовать остатки алкоголя. Потом вешаю на дверь табличку «Идет сеанс», более красивую, чем другие. Мне кажется, что папка не сводит с меня глаз, как монстр, спрятавшийся под кроватью. Я боюсь. Дыхание становится неровным. Никогда раньше я не относилась к документу так, будто он может меня укусить – или, во всяком случае, причинить боль. Но лучше уж знать, чем не знать. Так я хотя бы смогу оценить ситуацию и попробовать ее исправить.

Я опять вынимаю папку из верхнего ящика своего серого, с вмятинами и пятнами ржавчины письменного стола. Отдельные листы вылезли из папки, теперь у них загнутые, смятые уголки, и это здорово меня бесит, потому что выглядит неряшливо и непрофессионально. Я кладу эту устрашающую пачку бумаги перед собой и жду, когда дыхание станет ровнее, а сердце перестанет колотиться.

Дрожащими руками (мои губы тоже дрожат, как будто в унисон) я открываю папку и принимаюсь читать записи. Не подробно, по верхам. Страх уже просто душит меня, даже колени начинают постукивать друг о друга, и я не могу это контролировать. «Пожалуйста, пусть я проскользну в щель». На глаза то и дело наплывают слезы, формируются в крупные капли и падают на стол. Мне трудно сохранять тишину. Я почти в истерике, и изо рта невольно вырываются всхлипы и тоненькие взвизги. Невозможно сильно болит голова, как будто кто-то бьет меня кулаком в основание черепа. «Пожалуйста, пусть я проскользну в щель».

Я перелистываю страницы слишком быстро, чтобы понять, что там написано. Я не дочитываю их, потому что не могу остановиться – мне нужно скорее добраться до конца. Однако взгляд то и дело зацепляется за выражения вроде «склонность к манипулированию» или «нестабильное поведение». Я вижу также «неразборчивость в половых связях» и «импульсивность». И еще «прилагает огромные усилия, только бы не оставаться одной» и «возможно, алкоголизм». В итогах мне встречаются «тяжелое эмоциональное расстройство» и «не противоречит результатам тестирования».

Нет, пожалуйста, нет.

Я знаю, все это ошибка. Это не мое заключение. Я твердо знаю, что обо мне так никто не думает. Мои руки безвольно свешиваются по обе стороны кресла, а голова сама собой запрокидывается. Правда обрушивается на меня, как наковальня. Я раздавлена диагнозом, и сбежать мне не удастся.

Я воображаю себе, что будет дальше. Что со мной станет? Представляю ли я угрозу для себя? Представляю ли я угрозу для других? Меня уволят? Понизят в должности? Или вежливо попросят подыскать себе другое место работы? Если я самый ценный работник в «Туфлосе», могут ли они себе позволить обойтись без меня?

Перед моим внутренним взором возникает яркая картинка: Рэйчел приказывает охране не выпускать меня из поля зрения, пока я собираю вещи, и потом сопроводить до выхода. Секьюрити, отлично натасканные профессионалы, обыскивают мою сумку, чтобы проверить, не прихватила ли я с собой чего лишнего. Все эти сценки будто разыгрываются передо мной прямо на грязном потолке, и, чтобы избавиться от них, я яростно тру глаза кулаками.

Если кто-нибудь об этом узнает, я пропала. Конец работе в «Туфлосе», навсегда испорченная репутация. Все, чего я достигла, над чем так упорно трудилась, – имя, которое кое-что значит, то, как воспринимают меня люди, – все это исчезнет в момент.

Все эти ужасающие мысли пляшут у меня в голове. Я пытаюсь вернуться в реальность, смириться с ней, но это трудно. Я будто вижу себя со стороны, с потолка, словно я – кинозвезда и оператор использует широкоугольный объектив для съемки. Кофе больше не похож на кофе ни вкусом, ни запахом. Я наблюдаю, как моя рука подносит чашку к моим губам, но это не я пью кофе, это кто-то другой. Наклоняюсь над корзиной для бумаг, меня рвет, я вижу, что волосы падают на лицо, но это не меня сейчас выворачивает наизнанку.