ОБМАН ИНКОРПОРЕЙТЕД

— Esse homo bonus est,[15] — произнёс Рахмаэль и ошеломлённо поразился тому, как странно прозвучала в собственных ушах фраза «хорошо быть человеком». — Non homo, — сказал он смятой и располовиненной морской физиономии, — video. Atque malus et timeo; libere me Domini.[16] — Лицо, которое он видел перед собой, не принадлежало человеку, это было плохо и пугало его. Но с этим ничего не поделаешь — лицо не уходило и никогда не уйдёт, поскольку фактор времени не действовал, не давая возможности для изменений. Существо будет пялиться на него вечно, он проживёт столько же с этим осознанием, и передать его будет некому, поскольку рядом никого нет. — Exe,[17] — беспомощно произнёс он, понимая, что упрашивать существо уйти бессмысленно — оно не сможет уйти, находясь в ловушке, как и он, и, возможно, испытывая тот же страх. — Amicus sum, — сказал он в надежде, что оно поймёт его. — Sumus amici, — продолжал он, зная, что это не так — он и существо не были друзьями и не знали даже, из чего состоит каждый и откуда прибыл. А значит, он останется в тусклой тёмно-красной экспирации гниющего времени, в его энтропической финальной фазе, внедрённым сюда вместе с чуждым существом на миллион лет, которые отсчитает тяжкими размеренными ударами внутренний часовой механизм. И ни разу за весь гигантский период он не получит никаких новостей о природе этой гадкой уродливой твари.

Друг (лат.).

Высочайшая дружба (лат.).

Она что-то означает, понял вдруг он. Океаническая физиономия этой твари, её присутствие на дальнем конце трубы, за отверстием, где нет меня, — думал Рахмаэль, — это не галлюцинация внутри меня, это существо неспроста сочится, складывается липкими складками, смотрит на меня немигающим взглядом и хочет, чтобы я умер и никогда не вернулся назад. Достаточно было взглянуть на существо, чтобы осознать его враждебность, неопровержимо подтверждаемую наблюдаемой реальностью. Враждебность составляла его неотъемлемую часть: тварь истекала влагой и ненавистью. Ненавистью и абсолютным презрением, в её влажном глазу он прочёл отвращение — существо не только ненавидело, но и не уважало его. Интересно, почему?

Боже мой, ему, должно быть, что-то известно обо мне, — догадался он. Возможно, оно видело рахмаэля раньше, хотя он его прежде не видел. Теперь он понял, что это означает.

Оно было здесь всё время.

ГЛАВА 9

Он сидел в симпатичной гостиной, напротив грузного мужчины с добродушным лицом, грызшего зубочистку, который вначале поглядывал на него с лёгким изумлением и сочувствием, затем повернулся и хмыкнул в сторону узколицего пожилого и щегловатого человека, также изучающего Рахмаэля сквозь очки в золотой оправе с суровой, укоризненной гримасой.

— Наконец-то вернулся глотнуть настоящего воздуха, — заметил толстяк, кивая на Рахмаэля.

— Настоящего воздуха не существует и в помине, — заметила сидящая напротив обоих мужчин смуглокожая высокая женщина. Она уставилась на Рахмаэля хитиново-чёрными проницательными глазами, и на миг ему показалось, что он видит перед собой Фрею. — Любой воздух, реален или это вовсе не воздух. Если только вы не предполагаете существование фальшивого воздуха.

Толстяк ухмыльнулся и подтолкнул своего компаньона.

— Ты слышал, что она сказала? Тогда всё, что видишь, — реально, и подделывать нечего. — Затем добавил Рахмаэлю: — Всё, включая умирание и пребывание в…

— Нельзя ли обсудить подобные вещи позже? — раздражённо перебил светловолосый кудрявый юноша в дальнем конце комнаты. — Ведь он подводит важнейший итог; в конце концов, он избранный нами президент, и каждый из нас обязан уделить ему самое пристальное внимание. — Юноша оглядел со вкусом обставленную комнату, не упуская из виду всех присутствующих, включая Рахмаэля. Всего одиннадцать человек, не считая меня, — таков был итог: Одиннадцать — плюс он сам. Но что он сейчас собой являет? Разум словно затянуло непостижимым мраком или туманом, который препятствовал его мыслительным способностям. Он видел людей и комнату, но не мог отождествлять ни место, ни этих людей и опасался слишком большого разрыва между привычным миром и собственной физической личностью — не была ли она ненароком стёрта и не заместила ли её некая новая материя? Он осмотрел свои руки. Просто руки, они ни о чём ему не говорили, лишь подтверждали собственное присутствие и тот факт, что он мог их видеть, — он без труда видел всё окружающее. Цвет не сползал со стен, штор, гравюр и платьев сидящих женщин; никакие искажения или увеличения не стояли между чётко видимым окружением и его собственной врождённой системой восприятия.

Симпатичная высокая девушка рядом с ним вдруг наклонилась и сказала ему на ухо:

— Как насчёт чашечки син-кофе? Вам нужно выпить чего-нибудь горячего. Вообще-то, это лишь поддельный син-кофе, но вам наверняка известно, что подлинного продукта у нас здесь не бывает, разве что в апреле.

Начальственного вида тощий мужчина средних лет сказал с энергичностью, выдававшей постоянные суждения обо всех и обо всём: