Обман Инкорпорэйтед (сборник)

Хедли отвернулся, не ответив. Они усмехнулись и заказали блины с ветчиной. В кафе было тепло и светло. Там пахло кофе и жареной ветчиной. В углу заиграл музыкальный автомат: один из водителей автобуса бросил туда пятицентовик. «Хор недовольных» в исполнении оркестра Гленна Миллера[90]. Музыка заорала из автомата, смешиваясь с добродушными приглушенными голосами водителей и официантки, которая стояла в глубине, скрестив руки, и разговаривала с поваром, поджаривавшим ветчину.

Это было нечто среднее между стейк-хаусом «У Джека» и собственной кухней Хедли. Неожиданно он встал, вышел и быстро побрел по тротуару, засунув руки в карманы. Его трепал холодный ветер ночного Сан-Франциско. Хедли ссутулился, прикрыл глаза и наклонил голову. Он пересек Мишен-стрит и направился к Маркет-стрит, ничего не соображая и машинально шагая вперед.

Вскоре Хедли достиг Маркет-стрит. По ней проезжали немногочисленные машины, да изредка – автобусы. Ночь была ясная. Большая улица протянулась на много миль, сворачиваясь вдалеке в запутанный клубок светящихся вывесок и уличных фонарей. Со всех сторон Хедли окружали кинотеатры, огромные неоновые вывески мигали, моргали и гудели. Мимо спешили мужчины и женщины, проходя сквозь прямоугольники ослепительно-белого света перед каждым кинотеатром. Кофейни, припаркованные автомобили, закрытые книжные, магазины одежды, просторные аптеки-закусочные – все было заперто на ночь. Открытыми оставались только кинотеатры. Избегая резкого света вывесок, Хедли перешел на ту сторону Маркет-стрит и шмыгнул в темный переулок.

Целую вечность он бесцельно блуждал по тихим, безлюдным улицам, минуя громадные административные здания. Нигде не горел свет, повсюду было темно. Хедли шел все дальше и дальше. Изредка светились бензоколонки, которые постепенно меркли за спиной. Его каблуки звенели в тишине. Наконец он добрался до Керни-стрит, остановился в нерешительности, а затем повернул налево.

Хедли вошел в первый попавшийся бар – небольшое заведение слегка на отшибе.

«ЛАТУННЫЙ РЕЛЬС»

Он протиснулся сквозь смеющуюся, болтливую ватагу молодых парней, загородившую дверной проем, и подошел к стойке из цельного старого дерева. Повсюду были расставлены деревянные столы. Пол посыпан опилками. В углу – старомодное пианино. На черных панельных стенах висели репродукции современных произведений и парочка оригиналов. Плохо освещенное, задымленное помещение. Хедли плюхнулся на табурет и автоматически достал серебро.

– Что вам? – спросил бармен – невзрачный человечек с коротко стриженными белобрысыми волосами и тонким, скрипучим голоском.

Хедли посмотрел на старинную деревянную панель, почесал лоб и буркнул:

– Бурбон с водой.

Бармен пошел за выпивкой. Весь бар заполонили элегантные молодые парни: большинство из них были в свитерах и слаксах, а некоторые – в джинсах и темных водолазках. Они смеялись и болтали: их возбужденные голоса сливались в высокое и пронзительное созвучие. Огромный пчелиный рой. Ничем не лучше «Здорового питания». Хедли пытался не обращать на них внимания, отсчитывая мелочь за бурбон.

Парень справа с интересом уставился на него. Стройный юноша в спортивной куртке, свитере и шелковом галстуке. Серые слаксы. Двухцветные туфли. Сквозь пелену сигаретного дыма Хедли различил два внимательных карих глаза, неотрывно смотревших на него, и едва улыбающиеся губы.

– Вы ранены? – вежливо спросил юноша мелодичным тенором.

Хедли отрешенно кивнул.

– Может, вам что-нибудь приложить? – Юноша поднес руку к его щеке. – Боже мой, да вы же кровью истекаете!

– Что случилось? – Появилось еще трое или четверо, с тревогой обступивших Хедли. – Он ранен?

– Он упал?

– Он сам поранился?

Вокруг Хедли теснилась уже целая компания. Пытливые руки порхали вокруг его лица и шеи, точно мотыльки.

– Эх, бедняга!

– Гляньте на него!

– Ой-ой-ой!

– Кто-то его избил. Посмотрите на его одежду! Кто-то обошелся с ним просто ужасно.

Шепчущие голоса, дружелюбная обстановка, множество бледных, заботливых рук, которые вздымались и терлись о него: все это навеяло на Хедли дремоту, и в смущении он оттолкнул их.

– Отвалите, – буркнул он. – Чертовы педики.

Но руки продолжали порхать, а фигуры оставались на своих местах. Хедли вновь попробовал слабо сопротивляться, но затем в усталом отчаянии привалился к стойке. Картины и звуки – все смазалось и отступило. Он закрыл глаза и с облегчением положил голову. В заведении было так жарко, что Хедли вогнало в сон.

– Не умирай! – беспокойно зашептали голоса.

– Взгляните на него, он умирает!

– Нет, он просто спит. Бедненький, как он измучился.

– Мы должны о нем позаботиться.

– Ему есть куда пойти?

Хедли ощутил над ухом теплое ароматное дыхание. Голос спросил нараспев:

– Где ты живешь, милый?

Он заворчал.

– Посмотри у него в бумажнике, – чьи-то руки ощупали его пиджак и вынули бумажник. Хедли слышал, как парни восклицали и шушукались между собой.

– Он живет далеко отсюда.

– Он заблудился.

– Бедный паренек заблудился. Вот его автобусный билет.