Возможно, следовало просто обсудить проблемы нашего совместного существования, поговорить о том равновесии, которого я так добивалась, о нашем единстве, ведь он тоже к нему стремился. Но вместо этого мы продолжали улаживать бытовые детали: будет проще, если я периодически стану ночевать у себя в квартире; если буду ходить за покупками, пока он музицирует; отсутствовать, когда он будет принимать своих друзей. Я предпочитала игру в «молчанку», та действительность, та правда, которая меня волновала, была глубоко погребена во мне самой, и я не стремилась к тому, чтобы она покинула это убежище. Я лжива, но я знаю это.
Утро 8 ноября… Понедельник, я только что пришла на работу… Красавчик Арно, как бы случайно, задерживается у дверей моего кабинета. С безразличным видом он вопрошает:
— Сара, в пятницу между 11 ноября [8]и выходными, на тебя можно рассчитывать, ты подежуришь?
Я превращаюсь в скалу, сильно озадачивая этим коллегу: я уже отдежурила на два года вперед, пускай теперь остальные выкручиваются как хотят. Он пробует спорить, я остаюсь неприступной, уверенная в своей правоте. Я не успеваю закончить чтение утренней корреспонденции, как раздается звонок по внутренней связи, меня приглашают в кабинет директора: «Вопрос, связанный с рабочим расписанием». Я выжидаю несколько минут, я уже не та добрая курица, что раньше позволяла готовить себя под любым соусом. Проходя мимо кабинета Арно, я замечаю, как он поспешно склоняет голову к бумагам.
«Патрон» использует всю палитру цветистых фраз и оборотов, имеющихся у него в запасе, он готов на все лишь бы сохранить порядок во вверенном ему учреждении. Серьезный и занятый администратор:
— Я думаю, все просто: перед Днем Всех Святых вы воспользовались своим правом не выходить в пятницу. Вы вообще за последнее время часто отпрашивались с работы. Да, я, помню, что в счет отпуска.
Я замечаю ему, что если рассматривать весь рабочий год в целом, то это родной офис еще должен мне, а не я ему. Теперь передо мной «добрый товарищ». Да действительно, но мы все коллеги, мы все в равном положении. Все управление нашим университетом лежит на отдельных преподавателях, но нет никаких иерархических отношений. Вот в частности он сам (он любит об этом напоминать), имеет определенный опыт в управлении учебными заведениями и потому, лишь потому, обладает некой властью над «рядовыми» преподавателями. Он, можно сказать, принес себя в жертву, взвалив на плечи этот офис. Ему кажется, что при таком правильном администрировании «каждый имеет право на передышку… чувство справедливости… умение справедливо распределять нагрузку». Я не поддаюсь, и он вновь меняет маску, превращаясь в отца семейства, деликатно проявляющего любопытство, пытающего искренне понять капризы ребенка:
— Ваши коллеги мне сказали, Сара, что… — он мнется, подбирает слова. — Новое место жительства… близкий друг… совместная жизнь… личные проблемы…
Внезапно я ощущаю себя необыкновенно сильной, глядя на то, как мой начальник суетится и юлит передо мной. Я изумляюсь собственному ясному и спокойному тону. Да, мне требуется больше свободы. Нет, у меня нет никакого желания рассказывать о моих проблемах. Нет, я не исключение, но я хочу, чтобы «теперь» ко мне относились, как и ко всем остальным. Я настаиваю на этом теперь, намекая на то, что у многих к сегодняшнему дню накопились долги по отношению ко мне.
«Патрон» обескураженно смотрит на меня. Он долго приходит в себя, и вот наконец я слышу то, что повергает меня в полное изумление:
— Извините меня, Сара, я все неправильно понял. Но, может быть, вам нужен не один свободный день, а больше? Вы знаете, ведь если вы выходите замуж…
Я поднялась столь внезапно, что он не успел закончить фразу. Проходя мимо кабинета Арно, я приоткрыла дверь:
— Я надеюсь, что у тебя не было планов на пятницу…