Обман

– Нет. И кто знает, сколько им еще потребуется времени. Может, недели. А может, месяцы. У меня такое впечатление, что полицейские в этих делах не торопятся.

Слова Чарльза приводят меня в смятение.

– Так значит, до похорон может пройти…

– О нет, нет. Похороны состоятся гораздо раньше.

– Ты сказал, бумажная волокита. Что это за бумаги, Чарльз?

Судя по всему, моя настойчивость его удивляет.

– Они мне сказали, что должны закончить некоторые формальности. Ничего конкретного не уточняли.

Все-таки, это касается вскрытия. Что же тогда еще? У меня бессильно опускаются руки.

Я оглядываюсь на террасу. Молли и Маргарет пьют там кофе. Кэти лежит в шезлонге, отгороженная от мира своим «вокманом», Джош стоит рядом с террасой у жаровни и орудует на решетке палочкой, затем украдкой бросает что-то на угли, от чего они пыхают сильным пламенем. Он отступает назад и озирается по сторонам, пытаясь определить, заметил ли кто-нибудь его проказу.

– Я собираюсь выставить дом на продажу, – как бы между прочим говорю я.

– Ну, теперь ты можешь сделать это… Ситуация ведь прояснилась.

Видимо, Чарльз имеет в виду, что теперь у меня будет свидетельство о смерти, и с юридической точки зрения я становлюсь вдовой.

– Мне не хотелось бы делать этого до похорон, – поясняю я. – Знаешь, все эти покупатели, бродящие по дому.

– Я понимаю тебя. В конце концов, это дело можно немного отложить.

– Положение у меня, правда, незавидное. Ведь я рассчитывала на страховку Гарри. Но самоубийство не оплачивается. – Поняв, что неудачно пошутила, я грустно улыбаюсь.

Чарльз вскидывает на меня взгляд. На бровях у него сверкают капельки пота.

– Да, в таких случаях…

Судя по всему, разговор о деньгах ему неприятен. Мы снова начинаем движение. Идем по периметру лужайки к саду, где на кустах ярко светятся распустившиеся розы. Время от времени Чарльз тяжело отдувается, выпячивает нижнюю губу и глубоко вдыхает носом воздух. На нем его обычная одежда для уик-энда, которая независимо от погоды состоит из потертых вельветовых брюк и толстой хлопковой рубашки.

– Да, я хотел сказать, что Энн переживает из-за тех своих высказываний в твой адрес, – говорит он смущенно. – Она тогда действительно очень расстроилась.

Я говорю то, что он хочет услышать: дескать, не принимала это близко к сердцу.

– Но, знаешь, в ее словах, возможно, и была доля истины. Наверное, я оказывала Гарри недостаточную поддержку.

Чарльз быстро вскидывает голову.

– Что ты, что ты! Наоборот, я считаю, ты была очень добра по отношению к Гарри. Очень добра!

– В последний период не совсем.

Я не знаю, зачем я говорю это Чарльзу. Может быть, просто хочу узнать, что он думает обо мне в связи с самоубийством Гарри. А может, внутренне желаю подготовить его к тому, что истина в отношении Гарри в конце концов вскроется.

– Это было трудное время, Эллен. Ты не должна себя винить. Я не думаю, что Гарри мог рассчитывать на большее с твоей стороны. – Чарльз делает движение рукой, как будто желая дотронуться до меня, но тут же отдергивает руку назад. – Ты была такой преданной…

Преданной. Значит, в его глазах я чиста. Похоже, даже если бы я объявила, что это я довела Гарри до самоубийства, Чарльз не поверил бы мне.

Мы останавливаемся у большого куста великолепных красных роз. От жары их бутоны склонились вниз. Я решаюсь, наконец, на вопрос, ради которого утащила Чарльза на эту прогулку. Этот вопрос давно мучает меня.

– Я хотела знать. – В животе у меня холодеет. – Я хотела узнать, как они идентифицировали тело Гарри?

По влажному лицу Чарльза пробегает выражение боли, он судорожно вздыхает.

– Эллен, дорогая, какое это имеет сейчас значение?

– Просто я хочу знать.

– Но… – Чарльз безнадежно машет рукой.

Я пытаюсь объяснить, что незнание хуже всякой правды, гораздо хуже.

Чарльз горбится. Внутри него происходит какая-то борьба. Наконец, будто бы приняв решение, он произносит:

– Хорошо… Я жду.

– Ну, по зубам, по стоматологическим архивам… Кроме того, путем прямого опознания.

Я медленно перерываю его слова.

– Путем прямого опознания? Но кто его опознавал? – Однако я знаю ответ еще до того, как Чарльз успевает что-либо сказать. – Почему ты мне ничего не говорил об этом? Ты должен был сказать. Как это было ужасно для тебя!

Он отмахивается от моих слов каким-то застенчивым жестом, желая, видимо, показать, что в такой ситуации уже не до чувств.

Перед глазами у меня встает картина: морг и Чарльз, пристально вглядывающийся в лицо мертвеца. Мне жаль Чарльза, и в то же время я испытываю некоторое облегчение, Он сделал это за меня. Он был там и может рассказать мне то, что я хочу узнать.

– Гарри… выглядел плохо? – тихо спрашиваю я. Чарльз отрицательно качает головой.

– Ты его сразу узнал?

Неожиданно лицо Чарльза светлеет. Видимо, он считает, что понял причину моего интереса.

– О, да! Сомнений в том, что это Гарри, не было.

– Тело Гарри сильно… – Я жду от Чарльза помощи и, не дождавшись, произношу: – Сильно пострадало?

Еще один понимающий взгляд Чарльза.

– О нет, нет! Разрушения… разрушения у него в области груди.