Обман

В этот вечер Кэти не ложится допоздна. Я так толком и не знаю, в котором часу она выключила свет в своей спальне. Но утром ее было не поднять. Наконец она встает и целый час бесцельно слоняется по дому, прежде чем одеться. Затем, как будто намереваясь довести меня до белого каления, объявляет, что потеряла свой билет. Когда наконец мы выезжаем на шоссе – я, Джош, Кэти, Бифф и авиабилет – то отстаем от графика уже на полчаса, и я несусь вперед, стиснув зубы от напряжения.

В конечном счете мы нагоняем время, напряжение спадает, и я уже в состоянии воспринимать шутки детей. В аэропорту я веду себя образцово, говорю не очень много, только необходимые в такие минуты слова. Мне очень жалко Биффа. Кэти посылает его опустить в ящик письмо, а когда он запыхавшись возвращается, лишь коротко бросает «Пока!» и одаривает его отвлеченным взглядом, которым уставшие звезды удостаивают своих несколько надоевших поклонников. Мы с Джошем получаем улыбки и мимолетные объятия.

Я машу Кэти вслед. Я рада за нее. На обратном пути у меня нет настроения говорить и я довольна, что мальчики оживленно обсуждают спортивные дела, не обращая на меня особого внимания.

У меня остается всего один день для того, чтобы собрать Джоша в школу. И вот я в панике разыскиваю его куда-то запропастившиеся школьные и спортивные принадлежности и обувь, которая вдруг оказывается тесной. Мы сидим с Джошем у его чемодана и ставим галочки в списке вещей, которые необходимо собрать. Джош делает замечания по поводу ненужных ему рубашек и кроссовок, а я удивляюсь уверенности, которая появилась в нем за это лето.

Меня все еще бросает в дрожь при мысли о том, что видел в тот вечер мальчик и как тяжело ему было молчать все это время. Утешаю себя лишь тем, что Джош, наверное, старался не вспоминать об увиденном до тех пор, пока не обнаружили тело его отца. Но позже, когда рядом с телом Гарри нашли ружье, Джош, видимо, очень испугался.

Мне было тяжело противостоять Доусону, но тяжелее всего оказалось придумать правдоподобное объяснение для сына. Я должна была не только логически оправдать в его глазах свои действия, но и сохранить веру Джоша в меня и в Гарри. Не могла же я рассказать десятилетнему мальчику о сексуальном насилии, которому подверглась его сестра! Не в силах была убедить его и в том, что допустила самоубийство Гарри на своих глазах. В конце концов я выбрала версию трагического случая, в результате которого погиб его отец. Когда Джош повзрослеет, он может обнаружить в этой версии зияющие пустоты. Так что мне нужно хорошенько подготовиться к его будущим вопросам. Но пока мои доводы его вполне устроили. Я думаю, он страстно желал услышать хоть какое-то объяснение, которое освободило бы его от ощущения вины за то, что он увидел, и от страха, что меня арестуют.

Сейчас, как и любой другой его сверстник, Джош всецело поглощен мыслями о школе, друзьях, книжках и видеоновинках, и если прошлое и волнует его, то внешне это никак не проявляется.

По дороге в интернат я чуть не задаю сыну вопрос о Ричарде. Меня подмывает спросить, как долго они переписываются и не упоминал ли тот в письмах обо мне. Но я отказываюсь от этой идеи – не хочу заставлять сына защищаться или говорить неправду.

Я возвращаюсь домой, где никого нет, если не считать пляшущего от счастья Джиффа, и сразу впадаю в уныние. Тут же звонит Молли, прекрасно изучившая все мои настроения, и обещает вскоре появиться с бутылкой вина. Но даже она не спасает меня от чувства одиночества. Я до сих пор не знаю, что буду делать в незнакомом поселке без двух своих замечательных детей. Через пару дней я, конечно, приду в себя и снова заживу своей обычной жизнью. Может быть, даже приму участие в каких-нибудь местных благотворительных мероприятиях или съезжу с Молли в театр. Но сейчас мне очень тяжело. Сижу в гостиной, тупо глядя то на стены, то на пол, которые еще требуют кое-каких доделок. Наконец заставляю себя встать и подняться наверх, чтобы хотя бы перестелить постели детей.

В спальне Кэти я не была с тех пор, как она уехала. На ее подушке лежит конверт. Сердце у меня переполняется чувством благодарности к дочери. Надо же, подумала о матери и написала отдельное письмо. Это так похоже на нее!

На конверте подпись:

«Мамочка! Не сердись на меня. Но это что-то вроде моего подарка тебе. Я все тщательно обдумала и хочу поступить именно таким образом. Я люблю тебя. Ты у меня самая хорошая.»

Я торопливо раскрываю конверт и достаю из него четыре листка – это ксерокопия письма, написанного рукой Кэти. Я пробегаю текст с замирающим сердцем и возвращаюсь к началу письма. Да, это Кэти. Она ничего не забыла. У меня перехватывает дыхание.

Потом я вдруг ощущаю страх, осознав, какому риску подвергает нас моя дочь.

– О, Кэти! – вскрикиваю я.