Обман

– Но твои вещи? – мягко реагирую я. – Каким образом ты донесешь их до общежития? Ведь это далеко от ворот. А кроме того, я хотела поговорить с миссис Андерсон.

Кэти молчит и смотрит прямо перед собой. Рот сжат в упрямую линию, она намеренно не хочет встречаться со мной взглядом. Мне непонятна причина ее столь неожиданного решения. Почему она боится, что меня увидят ее подруги? Может, опасается проявлений сочувствия с их стороны и не хочет, чтобы я присутствовала при этом?

Я понимаю состояние дочери, но не могу не думать и о практических сторонах жизни: тяжелый чемодан Кэти я отправила в интернат вчера, а у нас в машине остаются еще две увесистые сумки с ее вещами и большая магнитола. Как она донесет все это?

И все же я решаю не спорить с дочерью. Ведь скоро нам предстоит расстаться, а это само по себе будет так тяжело после всего, что мы пережили за последние недели.

Вот и ворота. Не знаю почему, но все-таки этот интернат мне не нравится. Нет-нет, в принципе и само заведение, и место, где оно расположено, вполне достойные. Белые оштукатуренные жилые корпуса живописно разбросаны среди аккуратных лужаек и небольших островков леса. Судя по рекламным проспектам, в интернате имеется необычно большое количество спортивных залов, площадок и теннисных кортов; есть даже свой пятидесятиметровый плавательный бассейн. И все говорят, что уровень обучения здесь также весьма высок. Преподаватели Кэти уверяют, что с ее результатами она через три года легко поступит в очень приличный университет. Но душа у меня к интернату не лежит. Здесь родители на месяцы поручают своих детей незнакомым людям, и, в отличие от меня, делают это, по-видимому, с легким сердцем. Да, вам говорят здесь, что расставание с семьей не нанесет ребенку никакого вреда, что он будет окружен почти семейным вниманием и заботой. Я не верю в это. По-моему, система интернатов – это своеобразное английское сумасшествие, такой же атавизм диккенсовских времен, как и детский труд.

Я всегда говорила Гарри, что не отдам своих детей в интернат. И говорила об этом твердо. Сначала Гарри серьезно сопротивлялся и, прежде всего, в отношении Джоша. Он готов был отправить сына в интернат в том же возрасте, когда отправили и его самого, то есть в семь лет. Гарри считал, что интернатское воспитание пошло ему на пользу. Я допускаю это, особенно если учесть, что у него с детства были весьма сложные отношения с матерью. В стремлении Гарри отправить Джоша в интернат был и еще один момент (хотя мой муж никогда не говорил об этом открыто). Он считал, будто воспитание в мужском коллективе обеспечит нормальное созревание Джоша, чего трудно добиться в условиях, когда над сыном трясется его слишком любящая мать. Я упорно стояла на своем, и в конце концов Гарри сдался: Джоша отдали в обычную дневную школу.

Что касается Кэти, то в отношении нее все было по-другому. Гарри никогда не ставил вопрос об интернате. Когда мы поженились, Кэти исполнилось пять лет. Уже в то время у нее был трудный характер, но надо отдать Гарри должное: он сумел преодолеть естественные эмоции и относился к девочке с удивительным терпением и пониманием, чем восхищал меня. Он с самого начала понял хрупкость натуры своей дочери и ее потребность в защите.

Но все это было задолго до того, как Кэти приняла самостоятельное решение.

Я останавливаю машину в воротах.

– Я могу высадить тебя здесь и помочь донести вещи до входа в общежитие…

– Нет! – резко восклицает Кэти. – Не надо! – Она всегда легко раздражается, и хотя ненавидит этот свой недостаток, ничего не может с собой поделать.

– Хорошо, – спокойно говорю я, – тогда ты бери свои вещи и иди в общежитие. Я подожду здесь, пока ты не войдешь в здание, а потом пройду к миссис Андерсон.

– Нет! – Она почти дрожит он напряжения.

Я делаю небольшую паузу и тихо прошу:

– Может, поговорим?

Кэти отворачивается и смотрит в окно. Моя фраза чуть-чуть успокаивает ее, на что я и рассчитывала. Когда мы были в Калифорнии, я обратилась к психотерапевту с невыразительным именем Боб Блок, который оказался блестящим специалистом. Спустя некоторое время уговорила и Кэти придти к нему. Поначалу ей показалась дикой мысль изливать душу перед посторонним человеком, но потом она оттаяла, и судя по всему, сеансы Боба оказали на нее такое же благотворное влияние, как и на меня. Так вот, любимая фраза у Блока была: «Может, поговорим?»

Я чувствую, что буря позади, напряжение покидает Кэти. Она покачивает головой и смотрит на меня.

– Извини, мам.

Я беру ее за руку, некоторое время мы обе молчим. Наконец я говорю:

– У нас был длинный день…

И это правда. Обед начался и закончился с большим опозданием, поэтому, выезжая из Лондона, мы попали в обычный для пятницы затор, а еще через двадцать минут оказались в пробке, образовавшейся от тяжелой аварии на развязке возле Ипсуича. В итоге на дорогу, которая обычно занимает два с четвертью часа, мы потратили больше трех. К тому же было ужасно жарко, а Джош все время жаловался на головную боль.