Обмани меня дважды

Оливия сдвинула королеву, чтобы загородить ладью, и слишком поздно поняла, что сделала ее доступной коню. Марвик в два хода поставит ей шах и мат, и пути назад нет.

Герцог поднес руку к коню, задержался там на мгновение, а потом двинулся к своему слону.

– Не надо! – вырвалось у Оливии.

Их глаза встретились. И снова этот обжигающий разряд – словно герцог прикоснулся к ней. Сейчас его глаза были насыщенного синего цвета. Правильнее сказать – сапфирового.

– Что «не надо»? – спросил он, но было что-то жаркое и жадное в его взоре – что-то, говорящее куда больше, чем его слова. Оливия не могла отвести от него глаз. Женщина может утонуть в глубине его взгляда. Утонуть в нем. И она бы с радостью сделала это.

Эта мысль эхом отозвалась в голове, и Оливию охватила паника. Что она делает?

– Вы понимаете, что я имею в виду, – сказала она. – Я проиграла, и не надо меня жалеть.

Выпрямившись, он печально улыбнулся.

– Как вы жалели меня всю первую половину партии?

– Это не было жалостью. – О, ей вовсе не хочется, чтобы он ей нравился! Особенно, если его глаза могут очаровывать ее, а губы могут превратить ее в заговаривающуюся дурочку. Какая гибельная комбинация!

– Служанка не может жалеть своего нанимателя. – А он все еще остается ее нанимателем, хоть она и попросила его найти ей замену. Он – герцог Марвик. Ее следующая жертва. – Это была всего лишь продуманная стратегия. – Избегать его – тоже хорошая стратегия. Зачем она вошла в его покои?

Герцог пожал плечами.

– Вы снова подбираете слова с осторожностью. Но я назову это жалостью, миссис Джонсон, когда ошибка девчонки приводит к потере ее пешек – и все ради того, чтобы не уязвить гордость человека, который когда-то считал себя хорошим шахматистом.

Она правильно его услышала? «Ошибка девчонки»? Никто никогда в жизни не использовал этих слов, чтобы описать ее. Они делали ее маленькой и хрупкой, хотя без каблуков ее рост достигает почти шести футов.

Оливия вонзила ногти в колени, чтобы наказать саму себя. Не надо льстить себе мыслью о том, что Марвик считает ее женственной. Да, возможно, он добр. Да, возможно, у него потрясающие глаза. Но он не ее мужчина – не может им быть. И у нее нет ни малейшего желания делать из себя дурочку. Допустим, эта искра пробегает между ними обоими. Но это лишь послужит ему приглашением к тому, чтобы он воспользовался своим положением. А что… потом? Она в любом случае обворует его.

Оливия заставила себя демонстративно безразлично пожать плечами.

– Едва ли меня можно назвать девчонкой. Я же выше большинства мужчин.

Внимательный взгляд герцога заставил ее осознать свою ошибку. Ее слова слишком явственно дали понять, что она думает о своей внешности. И что ей небезразлично, какой видит ее он.

Хотя на самом деле это не так.

– Совершенно верно, – сказал Марвик – Но, поскольку мне довелось перерасти вас, то я, к счастью, этого не замечаю. – Он вновь улыбнулся – медленной, открыто двусмысленной улыбкой.

Оливия бросила встревоженный взгляд на дверь. До этого ее не беспокоило, что дверь закрыта. Но теперь при виде захлопнутой двери у нее перехватило дыхание.

Он проследил за ее взглядом.

– Если хотите, можете ее открыть, – небрежно сказал герцог. – Но я настаиваю на том, чтобы мы закончили игру.

– Я должна вернуться к своим обязанностям, ваша светлость.

– Они могут и подождать. – Он поиграл одной из ее потерянных пешек. У него были длинные, но не тонкие пальцы, а его руки – большие, с широкими ладонями – руки рабочего человека, случайно доставшиеся аристократу. Лишь ногти – чистые и аккуратные – выдавали в нем представителя высокого сословия. – Как вы сами говорите, потворствовать прихотям своего нанимателя – хорошая стратегия.

– Я никогда не употребляла этого слова. – Теперь он носил два кольца: печатку на мизинце и перстень на среднем пальце. – Я говорю о слове «потворствовать». – Если дело и дальше так пойдет, к весне он весь будет усыпан бриллиантами.

– Прошу прощения. Вы могли бы сказать «хорошая стратегия». – Герцог не сводил с нее глаз. Улыбка, играющая в уголках его губ, придавала ему мальчишеский, озорной вид. – Вы в самом деле упустили свое призвание, решив стать гувернанткой.

Его флирт намного превосходил ее. Оливия встала. На этом урок заканчивается.

– Если не считать того, что я – экономка, – заметила она. – Есть еще несколько дел, которыми я должна…

– К тому же вы спесивы. – Откинувшись назад, он сцепил пальцы на затылке и оглядел ее. – Пока с этим все в порядке. Но когда на вашем лице появятся морщинки, а ваши волосы слегка посеребрит седина, вы станете грозной особой. Маленькие дети убегут, а все горничные, съежившись, начнут скрести полы.

Что-то внутри нее задрожало. Оливия знала, что склонна к спесивости. Он считает, что она этому рада? У нее нет ни малейшего желания стать Горгоной.

– Не смейтесь надо мной!

– И не думаю, – тихо проговорил герцог. – Но вас выдают очки, миссис Джонсон.

Оливия помедлила: ее разрывало горячее желание узнать, что он имеет в виду, и страх того, что он может сказать. Что он может сказать что-то истинное.