Обмани меня дважды

Аластер прислонился к стене и, пользуясь преимуществом этого странного перемещения, стал наблюдать за тем, как проходящие мимо люди пытаются скрыть удивление при виде него. Старые знакомые, которые, должно быть, считали себя его друзьями, удивленно останавливались и спешили завести с ним разговор; они улыбались, похлопывали его по руке и всячески выражали радость по поводу встречи с ним.

И здесь он тоже умудрялся перевоплотиться, говорить доверительно, с особым теплым тоном, с улыбками, что ему тоже их недоставало, что он с радостью принимает их приглашения на обед, и старые связи официально возобновлялись – как будто ничего не изменилось за эти бесконечные месяцы, когда мир двигался вперед, а он – нет.

Но все время, пока Марвик вел эти ленивые разговоры и вспоминал свои интуитивные способности очаровывать собеседника, он задавал себе вопрос: «А вам известно, какого дурака я свалял? У вас хватит мудрости скрыть это, если известно? Потому что я тоже не смогу вас пощадить».

Прошел почти час, когда его ожидание закончилось. Потому что через двустворчатые двери клуба в вестибюль вошел Бертрам.

* * *

Месть – термин не описательный. Это категория, в которой открываются тысячи возможностей, начиная от умеренного оскорбления на улице (изменившееся лицо, социальная смерть) и заканчивая лезвием, перерезающим горло, яремную вену, – горячее, мокрое убийство. Дикари расписывают себе лица кровью врагов. В этом что-то есть. Но враги с перерезанным горлом не могут говорить, а Аластеру нужны ответы.

Бертрам, разумеется, ошибочно принимает его за джентльмена. Бертрам не думает, что у него может быть нож, иначе он не согласился бы составить Аластеру компанию в коридоре, где становилось тем темнее, чем дальше они отходили от столовой комнаты. Бертрам доверял благовоспитанности своего врага. Глупец!

Но как только Аластер зашел в комнату следом за ним, как только он повернул ключ в замке и они оказались лицом к лицу, он заметил, что Бертрам взглянул на ситуацию с другой точки зрения.

Он побледнел. Сделав шаг назад, сунул руку в карман.

– Это твой выбор, – сказал Аластер.

Бертрам помедлил. А затем пробежал рукой по пуговицам своего жилета, словно это он всегда и хотел сделать.

– Герцог, – безучастно промолвил он. Никаких намеков на старую дружбу, хотя было время, когда он каждый вечер обедал в доме Аластера, фамильярно называл его «Марвиком» и наклонялся к Маргарет, когда они вместе смеялись над какими-то шутками.

Причин для жесткости было немало. Теперь Аластер видел, как могут ослабить человека обрывки воспоминаний: трещина здесь, трещина там – до тех пор, пока стена не разрушится, и ярость, не имеющая больше преград, выплеснется наружу и сокрушит все на своем пути.

Но совершить месть, сохраняя за собой место в этом клубе, столик у окна, а еще и брата, и получить прощение Элизабет (это необходимо, если он не хочет потерять брата) – ради одного этого Аластер не полезет к себе в карман, оттягиваемый весом кинжала, который, в чем герцог был уверен, сделает свое дело аккуратно, пролив минимум крови.

– Сядьте! – сказал он.

Когда-то Бертрам исполнял приказы с необычайной готовностью. Заискивающие манеры Бертрама, который был на пятнадцать лет старше Аластера, делали его немного жалким и даже – что за ирония! – придавали ему вид человека надежного. Заслуживающего доверия.

Но Бертрам изменился с тех пор, как приложил руки к власти.

– Нет, – сказал он. – Я не сяду. И я рад, что вы захотели поговорить. У меня есть кое-что, что вы захотите услышать.

– Я уже достаточно слышал от вас, – отозвался Аластер. Он был абсолютно спокоен. Сценарий замечательный. – Благодаря письмам, предназначенным для моей жены. Но вам же известна поговорка о ребре Адама. То, что принадлежало ей, теперь мое. И так далее.

По лицу Бертрама пробежала мимолетная улыбка.

– Разумеется. Насколько я понимаю, вы в восторге от себя, потому что я тоже получил ваше письмо.

– Да? Я не посылал вам писем.

Бертрам сел.

– Вас удивит, что ваш прихвостень тоже это отрицает. Ага, вижу, вы удивлены. Неужели вы действительно считали, что я пойду сам? – Он усмехнулся. – Вы действительно считали, что эти документы подлинные? Их составила ваша жена – по сути, это была ее идея.

Бертрам заслуживает того, чтобы перерезать ему горло – за то, что он посмел упомянуть Маргарет. За то, что с такой небрежностью говорит о том, что должно стать его позором и бесчестьем.

Но Аластер продолжал держать руки по швам, его лицо оставалось непроницаемым. Насколько он понял, Бертрам был уверен, что сделал удачный ход.

– Я не понимаю, – сказал Марвик. – Вам придется мне все рассказать.

Бертрам вздохнул.