Обмани меня дважды

И вот теперь Марвик сидел напротив нее и молча просматривал пачку газет, которые купил на платформе. Как ни странно, в чтение газет герцог погрузился на все два часа, хотя Оливии было известно, что в обычной ситуации ему не требовалось и половины этого времени, чтобы изучить все газеты, которые мог предложить ему Лондон. Он нарочно избегал общения с ней. Почему? Оливия находилась в таком смятении, что никакого путного ответа на этот вопрос придумать не могла.

Она стала смотреть на его руки.

Это были те самые руки – с длинными пальцами и блестящими кольцами на них (теперь на нем были три кольца – как она и предсказывала, их количество увеличивалось), – которые прикасались к ней прошлой ночью. Эти пухлые губы (сжавшиеся сейчас в угрюмую линию, хотя еще минуту назад они были совсем расслабленными) порхали по ее телу и шепотом произносили какие-то страстные слова, касаясь ее кожи. «Я бы провел тут тысячу лет», – сказал он.

При воспоминании об этом ее груди заныли, напряглись и увеличились настолько, что корсет уже не вмещал их. Оливия глубоко вздохнула.

Аластер поднял голову.

– Что? – спросил он.

Она простодушно улыбнулась ему.

– Вы это о чем? – отозвалась Оливия.

Он снова опустил глаза на газету.

Снова вздохнув, Оливия стала смотреть в окно. Утро было сырым, а постоянная изморось наводила на мысль о том, что где-то закипели болота. Оливия почувствовала на себе взгляд Марвика. Но когда она подняла глаза, он снова уткнулся носом в газету.

Оливия поерзала на сиденье, отчего в нем заскрипели пружины.

Не отводя глаз от своей газеты, он бросил другую газету на разделявший их столик.

Оливия уже пробовала почитать одну из газет, но была не в состоянии сосредоточиться на тексте. Но теперь ее взор послушно заскользил по заголовкам, и она подумала о том, как мало они для нее значат. Ее не интересовали взлеты и падения национального кризиса, беспорядки в Афганистане, русская угроза, голод в Египте и равнодушие какой-то безвкусной мисс.

Оливия нахмурилась. Делал ли герцог с нею что-то прошлой ночью? Она не верила, что женская добродетель зависит от ее физической нетронутости. Так, может, он каким-то образом развратил ее на умственном уровне? Потому что сама Оливия была в состоянии думать только о нем.

Аластер замер на сиденье, держа перед собой газету под таким углом, что она закрывала его лицо. Нахмурившись, Оливия принялась рассматривать то, что еще было открыто ее взору. Под расстегнутым сюртуком был виден его плоский живот, прикрытый жилетом в тонкую полоску. Брюки льнули к стройным бедрам и длинным мускулистым ногам, которые оказались такими твердыми, когда она к ним прикасалась, и так гнулись…

Он водил пальцем по газетным строчкам. При виде этого ленивого, медленного прикосновения Оливия оцепенела. Этот палец побывал в ее лоне!

И вот теперь Марвик даже не смотрит на нее! Внезапно Оливия поняла, что не может больше терпеть его равнодушия.

– Неужели я настолько разочаровала вас? – вырвалось у нее.

Палец герцога замер.

– Что? – переспросил он.

– Прошлой ночью, – уточнила Оливия. – Неужели я так разочаровала вас?

Газета чуть опустилась, открывая его расширившиеся от удивления глаза.

– Что? – еще раз спросил Марвик.

Быть может, его мозг тоже был развращен.

– Похоже, сегодня утром ваш словарный запас сильно уменьшился, – заметила Оливия.

Марвик сложил газету, открывая все свое лицо. Похоже, дома он успел побриться. Во всяком случае, его подбородок над туго повязанным галстуком стал чистым и острым. Пальцы Оливии так и ныли от желания потрогать эту временную гладкость его кожи.

– Вы говорите что-то бессмысленное, – спокойно сказал Аластер.

– Но вы же так странно себя ведете! Мне кажется, это я в данной ситуации могу испытывать робость. В конце концов, это я – женщина.

Его нижняя челюсть напряглась. Он опустил газету.

– Не говорите ерунды!

Его замечание было, скорее, сердитым, чем заслуженным. Оливии захотелось поозорничать.

– Так вы не испытываете робости? – поинтересовалась она.

К ее удивлению – честно говоря, и к восторгу тоже, – герцог начал краснеть.

– Робости? Боже мой…

– Вы избегаете моего взгляда, – заметила Оливия. – Вы так быстро вытолкали меня утром из квартиры. А теперь вы отказываетесь разговаривать со мной. Так может, это вы боитесь, что разочаровали меня? Но уверяю вас, этого просто не могло быть. Я не ждала многого…

Аластер закашлялся.

– Боже мой! – Она потянулась к отставленной в сторону чашке чая, которую принес подобострастный кондуктор. – Хотите этого? Поймите меня правильно: все было чудесно. Я имею в виду прошлую ночь.

Он отодвинул чашку в сторону.

– Мне не нужно никаких чертовых… – Стиснув зубы, он посмотрел на нее. – Вы нарочно дразните меня?

– Нет. – Возможно. – Мне просто хотелось бы знать…

Марвик провел пятерней по волосам, сбросив шляпу.

– Вы – самая нахальная, бесстыдная…

Оливия напряглась. «Бесстыдная», да?

– Прошу прощения, вы считаете, что я должна притворяться, будто ничего не было? Или мне просто делать вид, что мне не понравилось?