Обманка

Сборы много времени не заняли: наскоро опустошив миску и так и не найдя, где ее вымыть, я философски пожала плечами, оставила ее на столе, снова набросив поверх тряпку, поплотнее закуталась в чужую куртку и вышла из избушки, аккуратно закрыв за собой дверь. Ноги все еще немного ныли, требуя вернуться и отлежаться как следует, но их, понятное дело, никто не слушал — не настолько я еще оборзела от одиночества…

На этот раз я все же решила махнуть на все рукой и пойти по дороге — лес все равно закончился, и по ее краям ютились невысокие жиденькие кустики, за которыми простирались луга, постепенно переходящие обратно в чащу. Делать такой безумный крюк ради одной только маскировки не хотелось — все-таки городские условия жизни здорово расслабляют людей…

Неприятности начались практически сразу. Стоило дороге вильнуть в сторону, скрывая избушку за поворотом, как из все тех же жиденький кустиков выскочила непонятно как скрывавшаяся там зверюга — больше всего она походила на безумную помесь кабана с медведем: густая бурая шерсть покрывала ее полностью, оставляя прогалины лишь для черных глаз-бусин и копыт, плавно и естественно переходящих в длинные грязные когти. Отчего-то не обрадовавшись встрече, животное оскалило внушительные клыки, и крадущейся походкой, совершенно не подходящей такой туше, начало подходить к середине дороги.

Я замерла.

И что теперь, дохлой притвориться? Что-то мне не кажется, что этот милый представитель фауны на это купится, а кроме того, весь мой организм этого действия решительно не одобрял: по его мнению, следовало стоять столбом, прикидываясь деревом, что тело и проделало.

Продолжая яростно скалиться, зверюга… пересекла дорогу и скрылась в противоположных кустиках, недружелюбно хрюкнув мне вслед.

Отлично, меня даже сожрать брезгуют!

Минуты через полторы до организма постепенно дошло, что ему вроде как ничего не угрожает, и я осторожно двинулась с места, параноидально оглядываясь по сторонам, а поняв, что ничего не происходит, опрометью бросилась к городским огням. Временами все-таки стоит довериться инстинктам, пусть они и требуют занятий совершенно непривычной деятельностью.

В город я добралась уже затемно, несмотря на забег. Окраинные трущобные районы встретили меня одинаковыми ущербными ухмылками на лицах местных жителей и даже парой-тройкой плотоядных взглядов, но нападать никто, по всей видимости, не собирался — возможно, все и не так страшно, как расписал тот так и не представившийся мужик. Ему, в конце концов, оно надо — чтоб я и впрямь ушла, не прикрыв его драгоценную госпожу?..

При виде дворца, белокаменной громадой возвышающегося над городом, меня снова робко побеспокоил невовремя очнувшийся здравый смысл: ну вот она я, приперлась, здрасьте, а кто меня к Владыке пустит-то? Даже если Его Величество и впрямь близок к простому народу и вообще бы с удовольствием в этот самый простой народ и влился, в любом случае, есть же в этом сумасшедшем мире кто-то, кто следит за соблюдением традиций и поддержанием вежливой дистанции между власть имущими и всем прочим сбродом? А тут ломится незнамо кто на ночь гля-дя…

Решительно тряхнув головой и понадеявшись, что здравый смысл этой операцией был запихнут куда подальше, я отправилась искать выход из трущоб. Какая, по сути, разница, что обо мне подумают? Как будто есть еще кто-то, к кому я могу обратиться! Значит, нужно всего лишь добиться своего, как обычно.

Крохотные извилистые улочки, пропахшие людским потом и выпивкой, постепенно расширялись; реже стали встречаться броские вывески — деревянные доски, на которых краской неизвестные живописцы малевали название и простенькую картинку, призванную название проиллюстрировать — от потрясающей арбузообразными формами косоглазой русалки до красноносого мужика с кружкой, полной радостно-зеленой дряни. Да и контингент заметно изменился: если на окраинах люди либо вели себя так, будто сейчас выхватят нож и перережут всем глотки, либо жались по стенкам, не решаясь поднять головы, — то ближе к центру города стали попадаться крохотные экипажи, сопровождаемые вышколенными слугами, снующие туда-сюда посыльные с видом матерой деловой колбасы… Казалось, что вся криминальная жизнь здесь выдворена куда подальше, — но, как выяснилось, только казалось.

Первый раз на меня напали именно в центре.

Причем беды традиционно ничто не предвещало — я шла по широкой освещенной улице, усеянной сверкающими витринами, вокруг суетилась многоцветная столичная толпа, до Дворца оставалось максимум полчаса ходу, когда многострадальную рубашку со спины неожиданно прокололо тонкое лезвие, убийственным холодком уткнувшись в кожу.

— Не оборачивайся, — голос женский, с твердыми металлическими нотками и легким придыханием. Завораживающе. — Иди вперед и сворачивай во второй двор.

И я подчинилась. А что мне еще оставалось?