Обманная весна (СИ)

— У тебя очаровательная претензия быть современным Ван Хельсингом, Илья, — прорычал вампир низко и так же издевательски-ласково, как Грин; его голос словно вынул из Ивана кости. — Милый сумасброд, видишь ли, мне лично ты глубоко симпатичен, но твоя бесцеремонная манера красть силу не всем по вкусу. Я знаю многих, кто желал бы наказать тебя за это.

— Пусть рискнут, — предложил Грин, безмятежно улыбаясь.

— Ты рискуешь, — возразил вампир. — О тебе говорят в «Лунном Бархате». Не стоит перегибать, Илья. Ты вот-вот нарушишь равновесие.

— Офигеть! — насмешливо протянул Грин. Его глаза горели. — Бесы прислали парламентера!

Вампир провел пальцами по воздуху рядом с его лицом — и облизал пальцы. Грин усмехнулся.

— Сладко, — голос вампира ушел в инфразвуковые низы. — Мы могли бы познакомиться поближе, Илья. Я попытаюсь тебя убить, ты попытаешься меня убить… этот стиль восхитителен на вкус…

Грин сделал приглашающий жест свободной рукой:

— Начинай. Развлечемся.

Смех вампира отдался эхом где-то в темных дворах.

— Сегодня у тебя нет шансов, Илья. Я подожду момента, когда мы будем на равных. Кстати, «Грин» означает «зеленый», да? Зеленый всегда был цветом Инобытия, мистер Ван Хельсинг!

Потусторонняя фигура нырнула во мрак, как в воду. Грин сплюнул.

— Кто на кого охотится, чч-ч…

Иван потихоньку опомнился. Вампир вызвал у него приступ ужаса, нестерпимого, как ожог. Ах, если бы сила воли и тревога за Грина удержали Ивана на месте — но, в действительности, нерассуждающий парализующий страх был так силен, что он просто не мог ни сопротивляться, ни бежать. Оставалось только радоваться, что Грин озирается по сторонам, кажется, ничего не заметив.

— Я рискую, слыхал? — говорил Грин, морща нос и щурясь. — Они бы меня наказать хотели. Сс-суки трепаные, твари. Я им еще объясню, кто кого будет наказывать. Обо мне говорят в «Лунном Бархате». Ладно. Узнаем, где этот поганый бархат.

— Как? — спросил Иван, наконец, справившийся с виной и стыдом.

Грин сморщил нос и прищурился.

— Как на войне, — сказал он, достал сигареты с зажигалкой и принялся прикуривать. — Ветер, чч…. Неважно. Мы с тобой, Ванюха, подстрелим одного из них, но не станем отрубать ему башку, пока не поговорим. А разговор у нас будет третьей степени — и мы посмотрим, сколько времени такая тварь будет молчать с серебром под шкурой. Славно бы именно с этим потолковать… гаденыш. Милый сумасброд. Гнида гнилая.

— Хорошая идея, — сказал Иван, который ни одной секунды так не думал.

Грин выдохнул дым и затянулся ветром, как сигаретой:

— Дергаем по домам, Ванек. Завтра поохотимся, — и его лицо снова выражало жестокое наслаждение.

В этот раз Грин решил не ехать в центр.

— Центр — отличное место для охоты на старых, — пояснил он Ивану, хмуро его слушающему. — Молодняк живет в новостройках. Старые гады, правда, тоже любят тут побродить, но в основном — малолетки. Сам знаешь.

— Я знаю, — отозвался Иван. — Грин, я хотел попросить кой о чем.

— Валяй.

— Чтобы не женщина.

— А разница?

Иван замялся.

— Ну?

— Как-то не по себе пытать женщину, даже если она тварь. Одно дело — застрелить и все…

Грин усмехнулся.

— Ах, рыцарь… якорь печального образа! Ты до сих пор не понял, что вампир есть вампир, оно, без пола — все равно, как оно выглядит? Вы с батей так славно спелись: «Видимость! Иллюзия!» — а теперь тебе жаль девочку?

Иван помотал головой. Он бы ни за что не признался в своих подлинных резонах. Ему было страшно заговаривать с вампиром, с пленным, предположим, с раненым, дело не в этом — разговаривать с монстром и все. Неизвестно, как это будет. А если он скажет, как Грину: «Потерпи, я пришел тебя отпустить»? Или: «Я устал от долгой вины», — или еще что-нибудь, разумное, грустное, что не ассоциируется с нечистью, трупом, адом? Это и так ударит по нервам до сильной боли… а если вампир, кроме прочего, будет девушкой? Очень красивой, хоть и иллюзорно, хрупкой, хоть и опасной… «Дии-нкаа!!»

Иван встряхнулся.

— Ну тебе что, трудно?

— Да мне все равно, — сказал Грин с довольной усмешкой. — Ты что, боишься, что гадина тебя обольстит?

— Глупо.

— Ладно, не психуй. Мужик так мужик, договорились, — сказал Грин и включил зажигание.

Выехали со двора.

Весенняя ночь снова была холодна безжалостным декабрьским холодом. Вдоль пустынных улиц между голых деревьев, похожих на схемы человеческих легких, нарисованные тушью на грязно-бурой бумаге, гулял ветер. Город был пропитан лиловым искусственным светом и казался оцепеневшим или неживым. Ни одного случайного прохожего на улицах — а окна гасли и гасли на глазах…

Весна все лгала и не приходила. Крохотная оттепель тоже была обманом, цинично данной фальшивой надеждой. Едва появившись, лужи схватились льдом, в них вмерзла городская дрянь. Плоская белесая луна неподвижно стояла в мутном растрепанном небе — ветер не трогал облака, ему хватало веселья внизу, на земле. Он раскачивал ветви, раскачивал дорожные знаки, свистел в проводах, выл в лестничных клетках…

Грин бросил машину у супермаркета.

— Что за фигня? Не чувствую ни чч-ч… ни пса не чувствую, машина мешает. Пройдемся?