Это была особая история, приводившая Катю в восторг. Снова и снова пересказывала она ее Сергею: «Юрик такой внимательный! Когда мы только познакомились, я ему сказала, что с детства не пробовала ананасов. Случайно обмолвилась. А он, представь себе, запомнил! И с тех пор в каждый свой приход приносит по ананасу. Каждый раз, ты представляешь?»
Зеленые верхушки от съеденных тропических фруктов Катя не выбрасывала. Она сажала обрезки-пальмочки в баночки с водой, как луковицы, и они всем на удивление давали корни. Весь подоконник в кухне Семеновых был уставлен этой редкостной рассадой.
— Говорят, через пятнадцать лет на стебле созреет новый плод, — торжествовала Катя, заботливо подливая воду в банки.
— Всего каких-нибудь пятнадцать лет, это же рукой подать, — поддразнивал ее Сергей.
— А что, — не обижалась Екатерина. — Как раз к Ванькиной свадьбе. Во стол будет!
— К тому времени у тебя не то что на стол — целая плантация будет.
— Вот и хорошо. Открою магазин.
— Возьмешь меня продавцом?
— Разве что грузчиком.
— А зарплата?
— Да уж побольше накину, чем в твоем НИИ.
Катя-Катюша, добрая рыжая девчонка. Не пировать тебе на Ванечкиной свадьбе. Да и на своей тоже.
Вот проблема: сообщать Варламову о Катиной гибели или нет? С одной стороны, жених, конечно, должен узнать обо всем сразу же и из первых уст. С другой — а вдруг он проболтается ребенку? Или, чего доброго, раскиснет, впадет в транс. Или ринется в милицию. Или в морг — чтобы увидеть Катю, попрощаться с ней.
Лучше, наверное, не говорить. Придет время, сам узнает. А, собственно, от кого? Они ведь не зарегистрированы, и юридически он Кате никто. Посторонний человек. И следователям, которые поведут дело, не придет в голову с ним связаться.
Скорей всего, его просветят сердобольные Катины соседи, когда ничего не подозревающий, полный предсвадебных надежд жених будет тщетно давить кнопку звонка, держа под мышкой очередной ананас. И лишь потом заметит, что дверь квартиры Семеновых опечатана.
Сергей представил себе, как вспыхнут в смятении серые глаза Юрия, обычно такие надменно-холодные. Ему стало жаль этого человека, овдовевшего прежде женитьбы. Хотя жалеть-то, конечно, стоило в первую очередь себя…
И все же: рассказывать Варламову о трагедии или не рассказывать? Сергей так и не решил, какой вариант лучше.
Ванечка оборвал его размышления, дернул за рукав:
— Усатый, а усатый! Чего молчишь? Петь давай!
Что ж, петь так петь. Как говорится, легко на сердце от песни веселой. А на сердце ох как тяжело…
И они заголосили вразнобой — это у них называлось «на два голоса»:
— Ну а мы-то с тобой на чем поедем? — прервал пение Сергей, испугавшись, что они обращают на себя внимание прохожих.
Прохожие действительно оборачивались им вслед — но добрыми, посветлевшими лицами. Думали, наверное: как хорошо, когда отец и сын дружны. Если бы они знали, что с сегодняшнего дня у этого горластого малыша нет не только отца, но и матери. Теперь он круглый сирота. Сирота.
— А мы поедем на метро, — сказал Ваня. — С пересадкой. Сережа, дашь мне опустить твой жетончик? А то меня так пропускают, бесплатно. — Он обиженно засопел. — Говорят, еще маленький. А я хочу с жетончиком, там тогда огонек зажигается.
— Да у меня проездной. Ну ладно, куплю тебе жетон. Эх, мне бы твои заботы, рыжий.
— А я знаю, до какой нам станции. «Перово». Мама говорит, это от слова «перо». Перо жар-птицы, птицы счастья. Когда мы к дяде Юре ехали, она всю дорогу пела: «Выбери меня, выбери меня, птица счастья завтрашнего дня…»
Ванечка так и пел всю дорогу до станции «Перово». Ему было хорошо. Он предвкушал ананасный ужин.
Сергей же втягивал голову в плечи каждый раз, когда на платформе появлялся человек в милицейской форме.
Но вот, слава богу, добрались. Вышли наружу, опять в спасительную темноту.
— Нам туда, от универсама через сквер, — указал дорогу Ваня.
Сквер — это хорошо. Под деревьями спокойнее. И темнее.
Свернули к длинному красному дому. Пока поднимались в лифте на шестой этаж, Ванюша распевал: ананасы, ананасы…
Потом звонили в стальную дверь с фигурным глазком, обитую красной клеенкой. Никто не отзывался. Они по очереди прикладывали ухо к обивке, прислушивались. Но разве сквозь такую бронированную громадину что-нибудь услышишь?
Потом стучали. Потом колотили по двери ногами. Но мягкая обивка заглушала звуки.
— Спит дядя Юра, что ли? — расстроился Ваня. Ананасы, можно сказать, уплывали у него из-под носа.
Срывались и планы Сергея. Хотя, собственно говоря, конкретных планов никаких не было. Думал, сдаст мальчика с рук на руки Юрию и уж тогда… Но перепоручить ребенка оказалось некому.
Видимо, толстая дверь все же поглощала звуки не полностью, потому что из соседней квартиры высунулась голова недовольной тетки:
— Чего расхулиганились? Думаете, хозяина нет, так можно двери ломать? А я вот милицию щас…