на лице. Когда я замечаю Лану, трясущейся от смеха, с варежкой, закрывающей ее рот, и
огромные глаза на ее личике, то знаю, кто во всем виноват.
Бегу к ней, и она взвизгивает, перед тем, как унестись в другом направлении. Но,
я для нее слишком быстр. Я хватаю ее своими руками, одна рука под коленями, а другая
под спиной и качаю ее вперед и назад над огромной кучей снега.
– Пожалуйста, нет, – хихикает она.
Я качаюсь ее, пока считаю.
– Один, два, три, – вместо того, что бы ее бросить, я отпускаю ее на ноги, и она
скользит вниз по моему телу. Это делает чудеса в разогреве меня. Части меня, во всяком
случае. Мои руки обхватывают ее талию, и ее покрытые рукавицами руки покоятся на
моих руках. Ее голова задрана назад, а глаза сосредоточены на моем рте, щеки покраснели.
Я мог бы поцеловать ее прямо сейчас, и она будет на борту. Я точно могу это
сказать. Она хочет, что бы мои губы были на нее губах, также сильно, как я хочу узнать,
такая ли она вкусная, как я себе представлял.
Я вдыхаю кусачий холодный воздух и напоминаю себе, почему сегодня это не
может произойти.
– Как насчет того, что мы выбрали тебе елку, и я купил нам горячий шоколад?
– Ну же, ты должен мне помочь, – она смотрит на меня через плечо, когда
обворачивает другую гирлянду вокруг ветвей дерева, которое мы выбрали.
Я расслабляюсь на ее кушетке и наблюдаю за Ланой. Ее присутствие делает
интересной для наблюдения самую обыденную ситуацию.
– Ты выглядишь так, словно у тебя все под контролем, – подмигиваю я ей.
Она фыркает и качает головой.
– Помнишь те шоколадные кексы, которые ты видел на столе? Я напекла их
прошлой ночью. Я могла бы с тобой ими поделиться, если ты протянешь мне руку
помощи.
Я встаю на ноги, она ударила меня по больному. Я большой любитель домашней
выпечки.
Ее паркетные полы скользят под моими одетыми в носки ногами, и последние
пару шагов я скольжу к ней как на коньках.
Она хихикает.
– Почему я слышу начало «
песня Боба Сингера; в клипе, под нее танцуют только в рубашке и в носках.)
Я смотрю на свои джинсы, а затем снова на нее.
– В таком случае, думаю, что на мне слишком много одежды.
Она осматривает меня, и ее лицо вспыхивает очаровательным розовым оттенком.
Я люблю, когда она краснеет. Для своего возраста она невинна.
Я протягиваю свою руку:
– Я возьму это, – я киваю подбородком на гирлянду, зажатую в ее кулаке. Она мне
ее протягивает, не сказав ни слова, и я украшаю гирляндой еловые ветви.
Безразмерного свитера, одетого на ней ранее, теперь нет, он был заменен
обтягивающей серой футболкой. На лицевой стороне нарисован фиолетовый здоровяк и
слова «Вашингтон» наверху и «футбол» внизу.
– Ты училась в «Университет штата Вашингтон»? – спрашиваю я.
– Да, там, – она стоит, сложив руки и глядя на меня.
Хорошо, сегодня я узнал о ней еще одну вещь.
– Ты встречалась с футболистом? – я поднимаю бровь.
Она хихикает.
– Э-э, нет. Когда я начала учиться в колледже, мне было только пятнадцать лет.
Поверь мне, никто из ребят не хотел встречаться со мной.
Это меня не удивляет, ее умственные способности превосходят большинство
людей. Я уже знал, что она была особенной, и это только добавляет еще одну часть к пазлу
под названием «Лана», который я собираю. Всего лишь вопрос времени, когда у меня
появятся все части, а потом все, что я должен буду сделать, это снова собрать ее вместе.
Она будет чувствовать себя лучше, чем когда-либо; все раны ее прошлого будут
исцелены, и мы двое, наконец-то, будет вместе.
Мы берем перерыв, чтобы насладиться кофе и вкусными шоколадными кексами.
– Я буду работать за еду, – шучу я, когда я делаю еще один укус. – Есть еще что-
нибудь, что нужно сделать? Просто после того, как все будет сделано, отправь несколько
этих малышек со мной в мою квартиру.
Она постукивает по губе, будто она пытается придумать для меня дела, но потом
хихикает.
– Заканчивай, мы должны повесить кое-какие украшения, – объявляет она, пока
моет свою чашку в раковине.
Я стону.
– Я не украшаю рождественские ели.
Иисусе. Я не могу вспомнить, когда в последний раз ставил елку. Я не делал этого
с тех пор, как стал жил один, а моя семья была не совсем традиционного типа. Я помню,
что в последний раз, когда у нас была украшенная елка, мой папа вырвал шнур из стены и
бросил ель через всю гостиную.
– Счастливого, бля, Рождества, – кричал он. Моя мать стояла плача, прикрыв свой
рот ладонью. Моя младшая сестра Хлоя выбежала из комнаты, слезы текли по ее лицу. Я
до сих пор слышу шум стеклянных украшений, разбивающихся о деревянный пол, словно
это было вчера.
– Зак, ты в порядке? – рука Ланы лежит на моей руке, а ее сладкий голос вырывает
меня из моих плохих воспоминаний.
Я ей улыбаюсь.
– Теперь великолепно, – и это на самом деле так. Все плохое осталось в прошлом.