– Именно для этого и нужны прихватки.
– Все, что приготовлено в микроволновке не достаточно горячее, что бы оправдать
их использование. Ты когда-нибудь ела картофель, приготовленный в пакете? – ее глаза
загораются весельем, она сжимает свои губы, чтобы не засмеяться.
– Можешь смеяться сейчас, но как только попробуешь на вкус этих крошек, то
никогда не сможешь готовить их по-другому, – разрезаю верхнюю часть пакета и
пересыпаю картофель на большую стеклянную тарелку. – Совершенный золотистый
картофель, приготовленный в микроволновой печи всего за восемь минут. Это
элементарно.
Она посмеивается, и я смакую этот мелодичный звук. Хочу все время слышать ее
смех. Хочу быть причиной ее счастья.
Когда вытягиваю из духовки противень со стейком и помещаю его на варочную
панель, срабатывает пожарная сигнализация. Эта проклятая сигнализация срабатывает
зажимает свои уши руками и начинает хохотать.
Схватив со столешницы полотенце, я начинаю им махать перед чрезмерно
чувствительным устройством. Я хочу оторвать его от стены и разбить на сотню кусочков,
но не делаю этого. Делаю глубокий успокаивающий вдох и сдерживаюсь.
Визг сирены останавливается почти сразу.
Разочарованный, я бросаю полотенце на столешницу и запускаю пальцы в свои
волосы. Все идет не так, как я хотел.
Глава 17
Лана
Было интересно наблюдать за тем, как Зак готовит ужин. Видеть, как он
взволнован из-за пожарной сигнализации, просто восхитительно. Он откидывает назад
волосы, а затем кладет обе руки на бедра, словно не знает, что делать дальше.
– Тебе нужна помощь? – спрашиваю я.
Он переводит взгляд на меня.
– Нет, все в порядке, – он движется быстро и эффективно, перекладывая стейк на
блюдо и ставя его на стол. Ставит хлеб и масло, а затем передает мне бокал вина. Я не
собиралась сегодня пить, но, так как он уже налил, то почему бы и нет.
Он садится напротив меня.
– Налетай, не стесняйся, – мы оба проводим следующие несколько минут,
наслаждаясь едой.
– Это вкусно. Не могу поверить, насколько хорош картофель, – я кладу в рот еще
один кусочек картофеля.
– Я же тебе говорил. Зависай со мной, и я научу тебе многим новым и интересным
вещам.
Он ухмыляется. Его ухмылка смертоносна. Я хочу поцелуями убрать ее с его губ.
– Расскажи о своей семье, – говорю я, а затем делаю глоток вина.
Он хмурится.
– Я не люблю говорить о своей семье, – он изучает еду на своей тарелке. – Пока я
рос, у меня не было хорошей семейной жизни.
– У тебя есть братья или сестры? – спрашиваю я, игнорируя то, что он сказал. Он
подталкивал меня, чтобы поговорить о моем прошлом. Я должна сделать то же самое.
– Да, у меня есть младшая сестра, Хлоя. Она живет в Нью-Мексико, и я давно с
ней не общался. А с матерью, она вообще не разговаривает, – он качает головой, прежде
чем посмотреть на меня.
– Как ты получил шрам на животе? – я заметила его в ту ночь, когда он был
обнажен, но тогда было неподходящее время, чтобы спрашивать.
– В прошлом году я попал в ужасную автокатастрофу.
– Я думала, что в Нью-Йорке у тебя не было машины, – сомневаюсь я.
– Не было. За рулем был мой друг. В животе застрял большой кусок стекла.
– О, Зак. Это ужасно.
Выражение его лица становится несчастным.
– Я бы предпочел поговорить о чем-то другом.
Я киваю головой.
– Я понимаю, каково это, не хотеть говорить о вещах из прошлого, – у меня
длинный список вещей, о которых я не люблю говорить, и большинство из этих вещей
связаны с Кристофером. Думаю о нем, и мой желудок сжимается. Прижимаю руку к этому
месту и потирают его, надеясь, что вскоре боль исчезнет. Я хочу оценить по заслугам
приготовленную Заком еду.
– Что случилось? – спрашивает он, разрезая стейк на тарелке. – Я тебя отравил?–
Он указывает ножом на мой живот.
Я смеюсь.
– Нет, все очень вкусное. К тому же, пищевое отравление проявляется не так
быстро. Вот завтра и узнаем, выжила ли я после твоей готовки, – одаряю его улыбкой.
– Я раньше никогда никого случайно не травил, – говорит он, подняв брови.
– Так значит, преднамеренно травил? – я смеюсь и делаю глоток вина.
– Только тех, кто этого заслуживал, – невозмутимо отвечает он. Я хихикаю и
продолжаю наслаждаться едой.
После того как закончился ужин, я хотела помочь Заку с уборкой, но он даже не
стал об этом слышать. Он направляет меня в гостиную, и я опускаюсь на большой
коричневый диван. Мои глаза сканируют комнату, изучая его эклектичный вкус в выборе
произведений искусства. На белых стенах висят черно-белые фотографии Нью-Йорка,
обрамленный в рамку постер «Сынов Анархии» и красочная копия картины Пикассо. На
окнах нет занавесок, только жалюзи, а на диване никаких подушек. Здесь не хватает
женской руки.