Российская общественность к тому времени уже знала кое-что о прежде запретной теме, связанной с судьбами миллионов иностранных граждан, оказавшихся после Второй мировой войны в СССР в качестве военнопленных. Незадолго до этого многие с захватывающим интересом читали репортаж Э.М.Максимовой "Пять дней в Особом архиве"[375], в том числе о хранившемся в этом прежде тайном архиве фонде Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД СССР, содержавшем сведения практически на каждого военнопленного. Выяснение судеб миллионов иностранных граждан, оказавшихся в плену в СССР, к этому времени стало важным фактором межгосударственных отношений. Итальянцы в этом смысле не были исключением: из печати, телевидения и радио все знали, что готовится торжественный акт передачи Италии урн'с прахом двух тысяч итальянцев, умерших в СССР. Вот почему автору книги было понятно желание Андреуччи, и, нисколько не колеблясь, директор архива дал согласие на цитирование обнаруженного документа.
Это был ответ Тольятти, бывшего в 1943--1944 гг. руководителем зафаничного бюро ЦК компартии Италии в Москве, на предложение представителя компартии Италии при Исполкоме Коминтерна В.Бьянко "найти пути и средства для того, чтобы в соответствующей форме и с должным политическим тактом попытаться поставить проблему так, чтобы не допустить массовой гибели [итальянских] военнопленных, как это уже произошло", т.е. обратиться к Сталину[376]. 15 февраля -- 3 марта 1944 г. Тольятти написал Бьянко: "Я вовсе не жесток, как ты знаешь. Я столь же гуманен, как и ты, или насколько может быть гуманна дама из Красного Креста. Наша принципиальная позиция в отношении войск, вторгшихся в Советский Союз, была определена Сталиным, и мне нечего к этому добавить. На практике, однако, если большое число военнопленных погибнет вследствие существующих тяжелых условий, я абсолютно не вижу в этом повода для разговора. Совсем наоборот. И я объясню тебе почему. Нет никаких сомнений в том, что итальянский народ отравлен империалистической разбойничьей идеологией фашизма. Конечно, не в такой степени, как немецкий народ, не говоря уже о мелкой буржуазии и интеллигенции, -- в общем, он проник в народ. Тот факт, что для тысяч и тысяч семей развязанная Муссолини война, и прежде всего экспедиция в Россию, закончится трагедией и личным горем, является лучшим и наиболее эффективным из противоядий. Чем глубже укоренится в народе убеждение в том, что агрессия против других стран несет смерть и разрушение собственной стране и каждому отдельно взятому гражданину, тем лучше для будущего Италии. Массовые побоища при Догали и Адуе стали одним из наиболее мощных тормозов в развитии итальянского империализма и одним из самых сильных стимулов для развития социалистического движения. Мы должны добиться того, чтобы разгром итальянской армии в России сыграл сегодня ту же роль. В сущности, те, которые, как ты пишешь, говорят военнопленным: "Никто вас сюда не звал; значит, и нечего жаловаться", -- глубоко правы, хотя верно и то, что многие из пленных оказались здесь только потому, что были сюда посланы. Трудно, более того, невозможно провести грань внутри одного народа, кто несет ответственность за проведение той или иной политики, а кто нет, особенно если народ не ведет открытой борьбы против политики правящих классов. Повторяю: я вовсе не считаю, что военнопленные должны быть уничтожены, тем более что мы могли бы использовать их для достижения определенных результатов и другим способом; но в объективных трудностях, которые могут привести к смерти многих из них, я вижу не что иное, как конкретное выражение той справедливости, которая, как говорил старик Гегель, имманентно присуща истории"[377].
Рисунок 11
Фрагмент оригинала письма П.Тольятти к В.Бьянко
Откровенный цинизм в достижении политических целей, прозвучавший в письме Тольятти, не вызвал воодушевления даже у его адресата. "Не думай, что я сестра милосердия, -- писал Бьянко. -- Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что, сражаясь против Советского Союза, они совершили серьезное политическое преступление против советского народа, указавшего им путь выхода из войны против самих себя и того класса, к которому они в большинстве своем принадлежат. Но ставить крест на трудящихся массах стран фашистского блока -- ты лучше меня знаешь, что это значит, и, кроме того, я очень хорошо знаю, что ты так не думаешь. Но, к сожалению, я должен констатировать, что подобное мнение распространено, и довольно широко"[378].