Обманутая, но торжествующая Клио (Подлоги письменных источников по российской истории в XX веке)

Эта популярная статья с приведенными цитатами из древних источников, вероятно, осталась бы незамеченной -- во всяком случае, значимость приведенной в ней информации соответствовала публикации в "Правде", а не в газете "Красный флот". Однако год спустя она была опубликована уже в значительно расширенном и переработанном виде в качестве специальной главы исторического очерка того же автора "Русские северные мореходы", приложенного к его повести "Путь на Грумант", изданной 90-тысячным тиражом[152]. "Хождение" Ивана Новгородца здесь названо "исключительно важным документом, по которому можно судить о русском северном мореходстве 500--700 лет назад". Однако здесь дается уже несколько отличное от первоначального название этой рукописи -- "Си книгы оуставець акияна моря русьского и воде и ветром. Хожение Иванново Олельковича сына Ноугородца"[153]. Впервые здесь же приводятся более подробные сведения и о происхождении рукописи. По словам Бадигина, она когда-то хранилась в Анзерском скиту, во втором десятилетии XX в. оказалась в библиотеке Соловецкого монастыря, где была частично скопирована писателем Б.В.Шергиным. Он-то и поделился своей находкой с Бадигиным. Сообщает Бадигин и более подробные сведения о самой рукописи. По его словам, в ней находится рассказ о встрече Ивана Новгородца с основателем Соловецкого монастыря Савватием и скорой смерти последнего. Это позволяет датировать памятник первой половиной XV в., поскольку известно, что Савватий умер в 1435 г. Из дальнейшего рассказа Бадигина и приводимых им цитат ясно, что "Хождение" Ивана Новгородца представляло собой сложный в жанровом отношении исторический документ. Это были одновременно автобиографические записки, мемуары, древняя лоция, лирическое произведение, описывающее северные морские красоты, записи рассказов его современников об опыте мореплавания, этнографические зарисовки северных народов.

Из автобиографической части "Хождения" мы узнаем о существовании целой династии новгородско-поморских мореплавателей Амосовых, ведущих свое дело с XIII в.: прапрадед Амос Коровинич, прадед Федор Амосович, дед Трифон Федорович, отец Олег Трифонович и два его сына -- Иван Новгородец и его брат Федор.

"Хождение" содержит детали жизни и деятельности прапрадеда Ивана Новгородца, который уже в конце XIII в. "имел обычай морем идучи и по мысом, на заворотех и ново ставя на путине розметы мореходцемь. Чьто приметы в камне кладены на Опь на губе, на Карских плещех, у Вайгацьких блъванов да с Варанедя по кошкам на русьскый на заворот, та вься его съставление..." Здесь же сообщается о стычках Амоса с норманнами: "Съжгоша нурманя тому Омосу стан на Лопьском. И, того же лета, дошед Омос Ютты четыреми лодьи и отожгли противу. Сожгли передогородье все"[154].

Колоритная запись "Хождения" касается отца Ивана Новгородца, который "...был правил Ольг Труфанович старейшину Неревьскую из срока в срок, без поману клали на него излюб концяна", т.е. в течение многих лет избирался старостой Неревского конца Новгорода.

По словам Бадигина, "Хождение" начинается утверждением автора о его регулярных морских походах на восток и вокруг Скандинавского полуострова. "Скажу пути своя морьскыя, -- пишет он, -- которыми тружуся, дея промысл и до дьнесь. Ходил семи от възвода сълнца и до запада. От Печеры и от Матицы, от шара и до Готцького берега. Неизмерьна морская широта. Ти широкие пути не собою измыслих: дедень и правъдень след слежю"[155]. Но это, согласно "Хождению", были не просто торговые плавания. Продолжая гидрографические работы своего прапрадеда, Иван Новгородец, в частности, сообщал: "Да и андвицькым губам обод яз вымерил. Та вься пути, которыми ходил от юности, та вься пути в число есми положил. И устав воде и ветромь сметил по сили ж"[156]. При этом Иван Новгородец успевал любоваться красотами северного края. Вот как он, например, описывает свое плавание по Белому морю: "Уже неделя верьная. Инде торосит, инде порят воды. Ратятся в губе морская прибылая и двинская быстрь вешняя. Морьскый полой бежит в лето, а речной встреч. Суды же меж торосы, акы меж жорновы. Пуще нам Карськыя невзгоды. Перени-малися в тот берег да в другой берег"[157].

Впрочем, еще чаще мореходу приходилось вступать в борьбу с грозными силами природы. Возвращаясь из Любека в Белое море, он был застигнут штормом и остановился на ремонт в устье реки Пялицы. "А от Пелицы, -- пишет он, -аки гусь обранен поле-тить не могл". Он предупреждает своих соратников по морским плаваниям: "Ти губицы Терскыя зимовье негораздо. Невеликыи суды о большой о воде зайдут в губу. А о малой выкатят в береги, на городкы"[158].