Обманутые надежды, или Чудеса случаются (СИ)

Их глубина меня пугает.

Она к себе зовет маня.

В пучину страсти увлекает…

Вторую неделю Галя не находила себе места. Она не понимала, что с ней происходит. Девушка вздрагивала от каждого телефонного звонка, в тайне мечтая, услышать только один голос, но мужчина, которому он принадлежал, больше не звонил. Она корила себя, упрекала в глупости, называла дурой, но ничего не могла с собой поделать. Даже мама заметила, что с ней что-то происходит.

— Галчонок, у тебя всё в порядке?

— Да, мам, а почему ты спрашиваешь?

— Ты в последнее время сама не своя. Молчишь, ничего не ешь, худющая, аж светишься. Солнышко, поделись, что тебя терзает?

— Со мной всё в порядке. А не ем,… не знаю, нет аппетита. Может, вирус какой-то подцепила. Весна в этом году какая-то сумасшедшая. Проливные дожди вперемешку со снегом и градом, с пронизывающим до костей ветром, вдруг сменяются резкой оттепелью и почти по летнему пригревающему солнышку. Две недели назад бушевала метель, и мороз доходил почти до минус двадцати, а позавчера потеплело до плюс трёх. Только от этого не легче. Под ногами всё хлюпает, сырость промозглая… бррр. Виктория Аркадьевна сильно простыла, чихает и сморкается на весь отдел. У нас поговаривают, что к концу недели опять резко похолодает, не удивительно…

— Галочка, подожди, ты виделась с Александром?

— С кем?

— С мужем твоим бывшим, или у тебя ещё какой-нибудь Александр появился?

— Зачем мне с ним видеться?

— Нет, я просто подумала, мало ли, может, вы столкнулись у нас во дворе.

— А что ему тут делать? Саша забрал из квартиры всё, кроме стен, больше ему тут делать нечего. Мам, ты мне явно что-то не договариваешь.

- Глупости.

— Вид у тебя подозрительный. Давай, колись.

— Не выдумывай.

— Так, девчонки, - проворчал Григорий Иванович, появившийся на кухне, — вы сегодня мужа и отца, кормить будете? — Что вы тут растрещались, как сороки?

— Садись уж, голодающий, — отмахнулась от мужа Мария Васильевна. — Картошку жаренную есть будешь?

— Что предложишь, то и буду. Галчонок, что-то случилось? Чего насупилась, как мышь на крупу?

— Не знаю, пап.

— Ага, понятно, что ни черта не понятно. Если я помешал серьёзному разговору, так я и выйти могу. Чего уж там, гоните мужа и отца в шею. Развели, понимаешь, тайны Мадридского двора.

— Не заводись, на, ешь вот лучше, — Мария Васильевна поставила на стол полную тарелку ароматно пахнущей, с золотистой корочкой, жареной картошки. — Лучком присыпать? — спросила она с добродушной улыбкой.

— Присыпь, коль не жалко, — Григорий Иванович, обиженно поджал губы. — Вот она всегда так, — пожаловался он дочери, — а я всё терплю.

— Жуй, страдалец, — ласково растрепала шевелюру мужа Мария Васильевна. — Огурчик бери, селёдочку. Селёдочка чудно засолилась. Как раз как ты любишь.

— Мать, ты дочку-то кормила? А то она совсем зачахла. Галчонок, плюнь, на этого засранца и забудь.

— О ком это ты?

— Ешь, старый, не болтай.

— Нет, мам, погоди… Пап, о каком засранце ты говоришь?

— Как о каком? О муженьке твоём бывшем. Надо же, поганец какой. Ему, видите ли, во всём городе квартиры больше не нашлось, кроме, как в нашем доме. Всегда говорил, что он дрянь человечишка, с гнильцой.

— Ах, вот как, тогда понятно, почему мама так беспокоится, не столкнулась ли я с ним во дворе.

— Угу, и девицу с собой притащил, длинную, как каланча, тощую и злющую, как помойная кошка, - Григорий Иванович, приоткрыл рот и быстро задышал, обжёгшись горячей картошкой. Продышавшись, шумно сглотнул и продолжил, - Губы тонкие, что щель в нашем почтовом ящике, так она их ещё и поджимает, а глазищами так зыркает, так зыркает. И где только такую нашёл,… - Королёв покачал головой. - Представляешь, эта швабра на таких каблучищах рассекает, что выглядит выше меня ростом. Твой пузатый Шурик рядом с ней, колобок колобком, чуть ей до подмышек достаёт. Без смеха не глянешь.

— Пап, он уже не мой.

— И, слава Богу, давно надо было пинка ему под рыхлый зад дать, чтоб катился куда подальше.

— Ты прав, папа, абсолютно прав, — вздохнула Галя и ушла к себе.

— Эээ, старый болтун, — укоризненно покачала головой Мария Васильевна. — Ну, никакого в тебе нет такта.

— А чего я такого сказал,… - удивился Григорий Иванович, не донеся вилку до рта, - или ты хочешь сказать, что она ещё не знала?

— Теперь знает.

— Вот едрёна-батона, - расстроился мужчина, - а какого лешего вы тут весь вечер шушукались?

— Да, ну тебя, Королёв, — отмахнулась Мария Васильевна, открыла воду и стала мыть посуду.

Отец отодвинул тарелку, разом потеряв интерес к аппетитно поджаренной картошечке с хрустящей корочкой, одуряюще пахнущей зелёным лучком и несколько минут напряжённо о чём-то раздумывал.

— Слышь, мать, ты сходи к дочке, — вдруг попросил Григорий Иванович, — глянь, как она там. Да, брось ты эти черепки, я сам помою. Иди, душа моя, лучше тебя с ней никто не поговорит.

- А кто тебя за язык тянул? Вот иди сам и успокаивай.