Обманутый и оскорбленный

– Слова моего государя оказались для вас малоубедительными?! Хорошо, тогда, надеюсь, вступление наших армий в Дунайские княжества окажется более убедительным аргументом для вас! – высказал князь свое недовольство в лицо турецкому министру и приказал перевезти его вещи на «Громоносец».

Столь стремительные действия князя вновь ввергли султана в панику, и только заверения Рэдклифа и Лакура в том, что Англия и Франция не оставят Порту без военной поддержки, смогли привести Абдул-Меджида в чувство.

Для большего успокоения во дворец к султану был вызван австрийский посол, который вновь подтвердил ранее сказанные слова о нежелании Австрии выступать единым фронтом с Россией против Стамбула, чем окончательно успокоил властителя сераля.

Все это время венский дипломат отчаянно лавировал между Сциллой и Харибдой. Испытывая сильное давление со стороны Лакура, угрожавшего поддержкой Францией претензий Сардинского королевства на Ломбардию и Венецию, являвшихся австрийскими владениями, дипломат слал Меншикову письма с пониманием и одобрением политики русского царя.

Перед самым отплытием «Громоносца» из Стамбула на борт корабля прибыл Решид-паша. Министр передал ему слова султана, готового издать новый фирман, дающий гарантии греческому патриарху на все, что желает царь для православной церкви, и даже специальный договор с Россией, уступающий ей место для построения русской церкви и странноприимного заведения в Иерусалиме. Это был новый шаг Рэдклифа, являвшего всей Европе стремящихся к миру турок и охваченного упрямством и яростью Меншикова.

Как и ожидал британский дипломат, князь отверг эти предложения султана, потребовав исполнения воли русского императора в полном объеме. В ответ министр вновь заговорил о потере Турцией суверенитета, после чего турка попросили с корабля. 21 мая князь покинул Стамбул, так и не исполнив миссии, возложенной на него государем.

Глава III Бей барабан! Бей!

Вторжение в Дунайские княжества в июне 1853 года осуществили два армейских корпуса под командованием генерал-адъютанта князя Михаила Горчакова. Общая их численность не превышала восьмидесяти пяти тысяч человек, тогда под ружьем у противостоящего ему турецкого генерала Омер-паши было сто сорок пять тысяч солдат, с иррегулярной кавалерией башибузуков в придачу. Кроме них в состав турецкого войска входил отряд поляка Чайковского, который после принятия ислама стал называться Садык-пашой. Ненавидя Россию с младых ногтей, он с согласия командующего занимался активной вербовкой среди живших вдоль Дуная раскольников-некрасовцев, бежавших из России в разное время по религиозным причинам.

Все это войско находилось по ту сторону Дуная и представляло собой серьезную силу. За время правления отца Абдул-Меджида турецкая армия обзавелась не только приличной артиллерией, но и получила нарезное оружие.

Вступление русских войск в Дунайские княжества, находившиеся под протекторатом России, не было началом войны, а являлось лишь нарушением одной из статей прежнего мирного договора между двумя государствами. Естественно, Австрия, как непосредственный сосед этих территорий, объявила протест Николаю по поводу этих действий, но каких-либо последствий этот протест не имел. Заняв Бухарест, Горчаков, следуя инструкции царя, не предпринимал никаких попыток переправиться через Дунай и вступить в схватку с турками.

Появление русских войск на Дунае, по мнению царя, должно было подтолкнуть христианские племена сербов, черногорцев, болгар и греков к массовым восстаниям против своих угнетателей. Помня, как греческое восстание в Морее помогло русскому войску в разгроме турок, император очень надеялся на помощь христианских народов, но этого не произошло. К середине девятнадцатого века одной только религиозной агитации было мало, чтобы, позабыв обо всем, славяне Балкан бросали все свои дела, брали в руки оружие и начинали воевать против своих поработителей. Да, сербы, черногорцы и болгары ненавидели турок. Много старых счетов и много кровавых страниц было в истории их отношений, но этого оказалось недостаточно, чтобы летом 1853 года за спиной у стоящих на Дунае турок вспыхнуло мощное восстание. Братья-славяне были готовы поддержать освободительный поход русских войск на Стамбул, но не хотели проливать свою кровь первыми.

Сидящему в Петербурге императору все казалось, что в Болгарии и Сербии вот-вот вспыхнут огни восстания, и тогда можно будет с чистой душой начинать освободительный поход, но этого не произошло. Целых три месяца Николай никак не мог избавиться от сладких иллюзий панславянского братства и потерял драгоценное время для того, чтобы пройти кратчайшим путем от берегов Дуная до стен Царьграда. Вместо того чтобы стремительно наступать, захватив врага врасплох, русская армия топталась на Дунае, надеясь напугать турецкого султана фактом своего присутствия. Однако ее пребывание не оказало должного воздействия.