Не обращая никакого внимания на многочисленные разрывы вражеских бомб, Корнилов прибыл на четвертый бастион в сопровождении флаг-офицера Жандра и майора Тотлебена. Выслушав рапорт командира бастиона, адмирал смело направился к брустверу и стал наблюдать за результатом стрельбы русских артиллеристов. Глядя в подзорную трубу, он то и дело вносил коррективы в ведение огня, предлагая изменить прицел. Стоя на самом переднем краю обороны, в мундире с блестящими эполетами, Корнилов стремился вселить в гарнизон бастиона уверенность в победе над врагом, и это ему превосходно удавалось. Ободренные присутствием адмирала, пушкари бастиона с удвоенным рвением и азартом принялись стрелять по врагу, и вскоре после очередного их выстрела, у французов взорвался пороховой склад.
Громогласное «ура!» прокатилось по всему бастиону и перекинулось на соседние батареи. Эти крики радости и ликование были самой лучшей наградой для тех, кто погиб или был ранен в жестокой перестрелке.
– Ну, все, господа! За этот бастион я полностью спокоен, – сказал Корнилов своей малой свите и, простившись с солдатами и матросами, под яростным огнем противника покинул бастион, чем вызвал еще большее уважение у гарнизона.
На пятом бастионе адмирал Корнилов встретил Павла Степановича Нахимова. Адмирал так уверенно руководил обороной этого важного участка русской передовой, словно это был корабль в море. Одетый так же, как Корнилов, в сюртук с эполетами, Нахимов неторопливо ходил вдоль переднего края бастиона, внимательно отмечая, какие разрушения приносят противнику пушки бастиона. Совершенно не обращая на рой ядер и картечи противника, моряк с увлечением руководил орудийной прислугой в наведении пушки на цель, если считал, что огонь ведется не так, как надо.
Едва только Корнилов появился на бастионе, как одно из ядер французов с шипением упало у самых ног адмирала, густо забрызгало его сюртук грязью. Все ахнули, но Нахимов только брезгливо стряхнул комки грязи с одежды и, поглядев в подзорную трубу, невозмутимо приказал наводчику изменить прицел. Грянул орудийный залп, и стоявший на бруствере матрос-наблюдатель радостно выкрикнул, что третье орудие французской батареи сбито.
– Вы совершенно зря сюда приехали, Владимир Алексеевич, совершенно напрасно, – выговорил Нахимов Корнилову, когда тот подошел к нему на южный фас бастиона. – Бой идет нормально. Пока здесь есть такие молодцы, как наши солдаты и матросы, французам никогда нас отсюда не выбить, за это я вам головой ручаюсь. Посудите сами, мы уже сами привели к молчанию часть их орудий, и через час, смею вас заверить, собьем и все остальные. Вот, извольте полюбоваться.
Нахимов ткнул подзорной трубой во французские позиции, на которых огонь осадных батарей был куда менее интенсивен, чем огонь русской артиллерии.
– Это мой долг – быть на переднем крае обороны, Павел Степанович, и если я буду отсиживаться в тылу, то грош цена всем моим словам и поступкам как командиру и руководителю обороны! – вспыхнул Корнилов.
Но Нахимов не дал ему продолжить.
– Я полностью с вами согласен, но мне кажется, что будет гораздо лучше, если каждый будет исполнять долг на своем месте. Поверьте, ваша гибель сейчас может нанести нашей обороне непоправимый удар, – убежденно проговорил Нахимов, явно не желая видеть своего начальника в столь опасном месте.
Пока Корнилов обдумывал свой ответ, Нахимов взмахнул трубой и, указывая на расположение своих соседей, убежденно произнес:
– Мне кажется, Владимир Алексеевич, вам стоит обратить пристальное внимание на третий бастион. Его огонь заметно ослаб за последние полчаса, и им несомненно нужно подкрепление. К тому же враг вот-вот ударит с моря, как там наши прибрежные батареи?
– Там уже наверняка Ардатов, Павел Степанович. А вот огонь третьего бастиона действительно ослаб, – согласился адмирал с Нахимовым, взглянув в подзорную трубу. – Ну, раз у вас все в порядке, еду туда, – произнес Корнилов, и неожиданно оба моряка крепко обнялись, словно предчувствуя, что видятся в последний раз.
Когда командующий покидал бастион, Нахимов придержал за рукав Жандра и приказал флаг-офицеру ни в коем случае не пускать адмирала на Малахов курган, мотивируя это личной просьбой адмирала Истомина, руководившего его обороной.
Говоря о серьезных проблемах на третьем бастионе, Нахимов был абсолютно прав. Прибыв туда, Корнилов узнал, что там уже в третий раз вся орудийная прислуга полностью перебита, а заменять ее практически некем, отчего интенсивность стрельбы орудий бастиона сильно снизилась. Адмирал сразу оценил всю опасность сложившегося положения и приказал прислать на батарею матросов сорок четвертого флотского экипажа, расположенного за позициями бастиона.
Завидев на бастионе адмирала, моряки дружно грянули «ура!», но Корнилов остановил их.