Обмененные головы

 —  От меня ты не слыхал, что нужно набираться разума. Давай-ка лучше растянемся на нежной зелени травы и, заморив червячка, будем сквозь ветви глядеть на небо. Это удивительное познание зрением; лежишь на спине, что, собственно, не понуждает тебя поднимать глаза, но взор твой волей-неволей устремлен кверху, и ты смотришь на небо, как смотрит на него сама матерь-земля.

 —  Сья, да будет так,  — проговорил Нанда.

 —  Сьят!  — поправил его Шридаман в согласии с законом чистой и правильной речи. И Нанда посмеялся над собою и над ним.

 —  Сьят!  — передразнил он его.  — Эх ты, буквоед, оставь уж мне мою народную речь! Если я заговорю на санскрите,[26] это будет как сопенье молодой коровы, которой продели в нос веревку.

Теперь уже Шридаман от души посмеялся над этим простодушным сравнением; затем оба они растянулись на траве и стали смотреть меж ветвей и тихонько покачивающихся крупных, как кисти, соцветий в синеву Вишны, пучками листьев отмахиваясь от красно-белых мух, называемых «любимцами Индры», которые вились над ними. Нанда лег на спину не потому, что так уж его тянуло наподобие матери-земли созерцать небо, а просто из уступчивости. Впрочем, долго он не выдержал и вскоре с цветком в зубах уже сидел на корточках, как подобает дравиду.[27]

 —  Ну и назойлив же этот любимец Индры,  — заметил он, говоря о бесчисленных мухах, жужжавших вокруг них, как о едином существе.  — Падок, видно, на мое горчичное масло. А может быть, его покровитель, «едущий на слоне»,[28] господин над молниями и великий бог, повелел ему мучить нас в наказание — ты сам знаешь за что.

 —  Тебя это не может коснуться,  — возразил Шридаман,  — ты ведь под деревом был за то, чтобы осенний праздник благодарения Индры свершался на старый или, лучше сказать, на новый лад, в соответствии с духовными обычаями и брахманскими ритуалами, и тебе остается только умыть руки в сознании своей невиновности, ибо на совете мы ведь решили иначе и отреклись от служения Индре, чтобы предаться новому, вернее старому, благодарственному служению, больше подобающему нам, сельским жителям, и более естественному для нашего благочестия, чем вся эта премудрая тарабарщина брахманских церемоний в честь Индры, громовержца, сокрушившего крепости наших предков.