Обменные курсы

В вестибюле темно, но откуда-то из темноты слышится шепот: «Деньги меняем?» – «На», – отвечает Петворт, нащупывая кнопку лифта, только чтобы обнаружить, что он выключен. Приходится подниматься по лестнице, темной и длинной, как в доме у Стедимена, уходящей вверх по бесконечной спирали, словно сама жизнь. В коридоре, под тусклой лампочкой, спит горничная; она с удивлением просыпается, когда Петворт открывает дверь. В просторном номере горят все лампы, чернеют трещины в потолке, пижама разложена на кровати. Одиночество и страх, предательство и вина, излучаемые комнатой, входят в Петворта и проецируются на домик в Бредфорде, на его собственное жилое пространство. В огромной зеркальной ванной Петворт снимает безнадежно порванные брюки, потом залезает под одеяло и пробует уснуть. Снова слышатся голоса: очень строгая, специально для вас, это запретный район, вам туда нельзя, волшебница была не добрая, не в таком месте я хотела бы жить. В ночи уходят вверх и вниз лестничные пролеты, свистит ветер, за машиной едет хвост, горничная в перчатках стоит у мавзолея. Двое мужчин разговаривают под мигающей неоновой вывеской «ПЛУК». Появляется военный и наставляет автомат на машину. Мелькает Катя Принцип, она проваливается в яму посреди темного леса, где люди танцуют, а цыгане играют на скрипках. Рука болит, во рту – вкус крови, а по стенам гирляндами, как сардельки, висят секреты.

6 – ЛЕКЦ.

І

Петворт просыпается утром, под большим одеялом, в большом номере, и видит вокруг мир, полностью сменивший погоду. Сквозь просветы в пыльных шторах бьет яркое солнце, теплый ветерок сушит гравий под ногами пешеходов и под трамваями на Пляшку Вангълуку, блики играют на куполах правительственных зданий. Никто не снимает вывеску «ШЬВЕППУУ», на столике внизу лежит вчерашнее меню, и хотя Петворт делает совершенно другой заказ, завтрак приносят тот же. В назначенное время его ждет у регистрационной стойки куда более летняя Марыся Любиёва; на ней платье в цветочек и клетчатая беретка над бледным напряженным лицом. Только поведение не соответствует погожему дню – Петворт вполне резонно угадывает в ее манере горькую укоризну. Что ж, в этом сложном мире, полном ловушек и обманных путей, в мире, где унитаз не спускается, а двери не открываются, человеку нужна руководительница, строгая, но толковая, чтобы дать форму бесформенному, имя – безымянному, объяснение – необъяснимому. Да, он, травмированный вчерашними событиями, рад ее видеть, однако Марыся, очевидно, не разделяет его радости.

– О, сегодня вы вовремя, – резко говорит она. – Вы изумляете, товарищ Петвурт. Ваш завтрак, вы его съели?

– Да, – отвечает Петворт.

– И ваш вечер, вы приятно его провели?

– Очень тихо. Поужинал и лег спать.

– Совсем одни? Не вместе с писательницей?

– О нет. Она проводила меня до гостиницы и уехала. Вряд ли мы еще увидимся.

– Увидитесь, конечно. Она придет на вашу лекцию.

– О нет, – отвечает Петворт. – Она передумала.

– Бедненький товарищ Петвурт! – восклицает Любиёва, заметно веселея. – Какая жалость! У меня есть интуиция, я немного экстрасенс и знаю, что вчера вам очень понравилась товарищ Принцип. Ой, Петвурт, посмотрите на себя, вы провели тихий вечер, я не верю. У вас всё лицо разбито и рот.

– Ах да. Я в темноте налетел на дверь.

– В гостинице? – кричит Любиёва. – Вы должны пожаловаться. Здесь есть доктор, сейчас я подойду к регистрации, и он вас осмотрит.

– Ой, нет, не надо. Просто небольшой синяк.

– Дверь в номер? – спрашивает Любиёва. – Или вы где-то гуляли и делали драки?

– Нет, – отвечает Петворт.

– О, Петвурт, я не знаю, можно ли вам верить. Вы познакомились с писательницей и теперь рассказываете мне сказки. Сможете ли вы читать лекцию, когда у вас разбиты губы?

– Смогу, – отвечает Петворт.

– А ваш телефон жене, вы его пропустили? – Да.

– Вот видите, вы слишком много пьете и куда-то ходили с писательницей, – говорит Любиёва, – а потом не можете делать, что должны. Вечно вы в неприятностях! Ладно, я пойду и договорюсь снова. На какой час? С утра у вас лекция, потом свободное время, а вечером, если помните, мы идем в опер, это будет очень приятно. Скажем, перед опером?

– Да, – отвечает Петворт. – Прекрасно.

– Пожалуйста, посидите, и я договорюсь. Потом пора будет ехать в университет.

Петворт садится в красное пластмассовое кресло; через несколько сидений мужчина в большой шляпе, сидевший здесь позавчера (сегодня он по-прежнему в плаще, несмотря на погожий день), поднимает голову. Петворт быстро проглядывает текст лекции, озаглавленной «Английский язык как средство международного общения», убеждается, что все странички целы; они по-прежнему лежат аккуратной стопкой, как сложила их таможенница на донаыйіі – теперь кажется, что это было давным-давно.

– Итак, товарищ Петвурт, – говорит Любиёва, вернувшись, – вчера вы поели и легли спать, да? Я так не думаю.

– Простите? – произносит Петворт, вставая.

– Мне сказали, что вчера вы пришли в три часа ночи. Ваша одежда была порвана, и вы плохо держали себя на ногах.

– Ах да, я выходил прогуляться.