Читаем Обменные курсы полностью

Он пристегивается и, перегнувшись через пассажира в кресле 21 E, смотрит в толстую миску иллюминатора. Совсем близко, на бетонированной площадке, стоят несколько регулировщиков с флажками и толпа вооруженных людей в плащах и сапогах. За ними самолеты, а дальше дощатое здание аэропорта с плотно закрытыми дверями, на которых написано «ОТВАТ». На крыше стоят и машут люди, женщины в просторных ситцевых платьях, мужчины при воскресном параде, хотя вообще-то сегодня суббота. Иллюминатор мутный после полета, трудно оценить расстояние или различить знакомые лица, но Петворту кажется, что одна из машущих женщин, высокая, в сером, это Марыся Любиёва. Мужчин больше, чем женщин, они практически неотличимы, хотя один, в самом конце толпы, вполне может быть доктором Плитпловым, если, конечно, это не обман зрения. Однако, сколько ни всматривайся, никто не похож на блистательную, одетую в батик магическую реалистку Катю Принцип. За деревьями, окружающими аэродром, торчит золоченая маковка церкви, а за ней, как хорошо известно, город с его гостиницами и барами, музеями и соборами.

А здесь салон. На переборке горят надписи «ПРИСТЕГНУТЬ РЕМНИ» и «НЕ КУРИТЬ». Слегка пахнет моющим средством, хотя никто не потрудился выбросить мусор из карманов на креслах и окурки из пепельниц. Петворт достаточно стар, чтобы помнить дни, когда британские пилоты носили звучные фамилии Харди, Фробишер или Севидж, а у стюардесс были свежие молодые лица. Увы, все меняется, и сегодня на борту БЭ231 у стюардессы, которая проверяет, хорошо ли Петворт пристегнут, прыщи.

– Ну, леди и джентльмены, с вами говорит командир экипажа капитан Смит, – раздается из динамика. – Нам пока не дают разрешения на вылет; значит, что-то надо уладить. Мы бы подали вам напитки, но местные правила это не разрешают. Позвольте представить нашего стюарда, мистера Мэггса, и наших замечательных стюардесс Бэбс и Шерлин. Будем надеяться, что задержка ненадолго и мы скоро поднимемся в воздух.

– Ну разве не типичная Слака? – спрашивает пассажир, который сидит между Петвортом и окном, на месте 2IE. Этот субъект в костюме и полосатом галстуке, от которого сильно пахнет ротьвитти, кажется Петворту знакомым; и впрямь, он очень похож на попутчика, которого солдаты вывели из самолета две долгих недели назад. – Запускают вас в салон, чтобы потом снова вывести. Создают ложное чувство безопасности. Я это видел, поверьте, видел. Пятьдесят человек заходят в самолет, только сорок улетают. Я здесь часто бываю, я продаю скальпели.

– Вот как? – спрашивает Петворт.

– О да, – отвечает попутчик. – Одна из тех областей, в которых тут уважают наши британские ноу-хау.

– Неужели?

– Интересная работа. Я люблю путешествовать. Одна беда, тут совершенно не умеют вести дела. Например, невозможно найти человека, который и впрямь уполномочен что-то купить. Отлично проводите время, сидите в кафе, пьете кофе и бренди, а потом выясняете, что говорили совсем не с тем. Они несколько неуловимы, если вы понимаете, о чем я.

– Да, понимаю, – говорит Петворт.

– Ой, смотрите, – попутчик стучит по иллюминатору, – вот из-за чего вся эта суматоха.

Петворт тянет шею: к самолету в окружении вооруженных людей идут двое, один несет чемодан. Они исчезают под крылом, снова подъезжает трап, слышны шаги по ступеням и в дальнем конце салона. Петворт поворачивается: по проходу идет мужчина в безупречном костюме, с зонтом, и женщина в зеленой соломенной шляпе с цветами.

– Ой, какая прелесть! – восклицает дама. – Это же душка Энгус! Ты позволишь мне сесть рядом?

– Ну, леди и джентльмены, получено разрешение на вылет, – звучит голос капитана Смита. – Мы летим в Хитроу с посадкой во Франкфурте. Остановка короткая, просим тех, кто не выходит, оставаться на местах. Не могу сообщить время прилета, в Хитроу по-прежнему небольшие проблемы, нас могут направить в другой аэропорт. Я буду информировать вас по мере поступления информации.

Моторы ревут, самолет едет сперва медленно, потом все быстрее и быстрее.

– Слава богу, – говорит человек, который продает скальпели, на месте 21Е.

– Возьми меня за руку и держи очень крепко, – говорит Баджи Стедимен с места 21С. – Я никогда не понимала, почему самолеты внезапно взмывают в воздух, хотя, по идее, должны катиться дальше.

Однако самолет и впрямь отрывается от земли и летит все выше и выше над полиэтиленовыми парниками и золоченой маковкой.

– Для вас задержали рейс, – говорит Петворт. – Это дипломатическая привилегия?

– Да, наверное, – отвечает Баджи, по-прежнему крепко стискивая его руку. – Нас выдворили из страны. На мой взгляд, очень культурно.

Убираются шасси, внизу, в дымке, типовые многоэтажки, странная паутина улиц, движущиеся розовые трамваи, центральная площадь Пляшки Пъртыіі, замок Влама на скале. Надписи на переборке гаснут. Петворт свободной рукой достает сигарету и чиркает зажигалкой, думая о портфеле в багажном отделении, об истории Дурака, о странном мире, над которым они летят.

– Выдворили? – переспрашивает он. – Надеюсь, это никак не связано с…

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
В круге первом
В круге первом

Во втором томе 30-томного Собрания сочинений печатается роман «В круге первом». В «Божественной комедии» Данте поместил в «круг первый», самый легкий круг Ада, античных мудрецов. У Солженицына заключенные инженеры и ученые свезены из разных лагерей в спецтюрьму – научно-исследовательский институт, прозванный «шарашкой», где разрабатывают секретную телефонию, государственный заказ. Плотное действие романа умещается всего в три декабрьских дня 1949 года и разворачивается, помимо «шарашки», в кабинете министра Госбезопасности, в студенческом общежитии, на даче Сталина, и на просторах Подмосковья, и на «приеме» в доме сталинского вельможи, и в арестных боксах Лубянки. Динамичный сюжет развивается вокруг поиска дипломата, выдавшего государственную тайну. Переплетение ярких характеров, недюжинных умов, любовная тяга к вольным сотрудницам института, споры и раздумья о судьбах России, о нравственной позиции и личном участии каждого в истории страны.А.И.Солженицын задумал роман в 1948–1949 гг., будучи заключенным в спецтюрьме в Марфино под Москвой. Начал писать в 1955-м, последнюю редакцию сделал в 1968-м, посвятил «друзьям по шарашке».

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Историческая проза / Классическая проза / Русская классическая проза