Обнаров

– Люблю это время года. Лес пахнет по-особому. Желтые и красные кляксы деревьев на голубом. Небо, бездонное и чистое, праздничное. Даже не верится, что совсем скоро ударит мороз, озеро замерзнет и кругом будет только черный голый лес, белый снег и низкое серое небо, – чтобы заполнить неуютную паузу, сказала она.

Обнаров нервно сцепил руки, хрустнул костяшками пальцев.

– Полина, тем утром я…

Она положила свою теплую и, как ему показалось, невесомую руку на его сцепленные в замок и побелевшие от напряжения пальцы, мягко произнесла:

– Не терзайтесь. Я уже забыла.

– Спасибо!

Сев за руль, он деликатно пропустил соседку вперед, чуть выждал, когда на дорогу осядет облако пыли, и поехал следом. Он надеялся встретить Полину в магазине, но там ее не было. Обратная дорога была монотонной и пустой.

– …Так закончилась эта добрая история про щенка Тишку и его верных друзей: неугомонного поросенка Хрюся и быстрого, как ветер, жеребенка Воронка.

Обнаров закрыл книжку и посмотрел на сына. Сын улыбался каким-то своим детским мечтам. Он склонился к нему, поцеловал в щеку.

– Спи, мой родной, спокойной ночи.

– Пап, а ты Полине сегодня колесо менять помогал?

– Твоя Полина меняет колеса, как заправский автомеханик. Погоди… – Обнаров подозрительно посмотрел на сына. – Ты откуда знаешь про колесо? Полины же еще нет дома.

Сын невозмутимо пожал плечами.

– Тоже мне бином Ньютона! Я у деда Галимского железяку, похожую на шип, из гаража спер и под колесо полининого джипа подложил. У нее же «бескамерка». Галимский сказал, что спустит через километра два. Так где она остановилась? До моста-то доехала?

Обнаров растерянно смотрел на ребенка.

– Ты что творишь, маленькое чудовище?!

– Надо же вас как-то друг к другу приближать. Полина была бы мне отличной мамой.

– Я понял. Сейчас же спать! Завтра поговорим серьезно. Чувствую, без меня ты совершенно от рук отбился.

Обнаров погасил свет.

– Пап, а ты Полину поцеловал? Там, на дороге…

– Нет.

– Зря, – вздохнул Егор с сожалением. – Ей бы понравилось. Я смотрел запись на видеокассете. Вы с мамой здорово целуетесь! Она от этого такая счастливая была…

– Еще слово, и кому-то по заднице. Немедленно спать!

Обнаров пошел вниз, где на кухне еще хлопотала мать.

– Уснул? – негромко, точно боясь разбудить внука, спросила Марта Федоровна.

– Если бы! – раздраженно бросил Обнаров. – Все твое сюсюканье, мама! Растет черт-те что!

Он сунул сигарету в рот и пошел на крыльцо.

Несмотря на погожий осенний день, к ночи небо затянуло плотными облаками. Ночь была на удивление темной и холодной. Казалось, в целом мире не осталось ничего, кроме густой и сырой черноты.

Прикрывшись ладонью от ветра, он щелкнул зажигалкой, закурил. Крепкий аромат сигареты штурмом ворвался в легкие. Обнаров чуть кашлянул, поежился от ночной прохлады, прислушался. Ни крика птицы, ни стрекота кузнечиков, только жесткие пронизывающие насквозь порывы ветра.

«Пожалуй, растащит всю эту хмарь к утру. Подморозит…» – подумал он.

В кромешной темноте тихонько скрипнула калитка. До чуткого слуха Обнарова донесся шепот:

– Константин Сергеевич!

– Полина?

Обнаров зажег фонарик.

Торопливые шаги. Сдержанное:

– Извините, что так поздно.

Соседка была босиком. На ней была легенькая футболка и короткие летние шорты.

– Что случилось?

– Если б я знала… – Полина зябко поежилась. – Ощущение, точно схожу с ума. Константин Сергеевич, только не смейтесь. Это началось три дня назад. Я приехала поздно, очень устала и легла пораньше. Я уснула. Проснулась оттого, что по чердаку кто-то ходит. Мой ужас я не передам! Я не уснула до утра. Утром я почти поверила, что шаги мне почудились или приснились. А сегодня… Сейчас…. Опять эти шаги! Даже потолок под шагами скрипит! Что это может быть?!

Обнаров снял свитер, протянул Полине.

– Наденьте. На вас больно смотреть.

Осмотр жилых помещений дома и хозпостроек посторонних не выявил.

– Нужно немного подождать, – осторожно предложила Полина.

– Вход на чердак с улицы?

Полина кивнула.

– Если только… – начал Обнаров.

– Тише! Вы слышите? – Полина инстинктивно ухватилась за рукав его рубашки.

Обнаров прислушался. По доносившимся с чердака звукам было ясно, что на чердаке действительно кто-то есть. Совершенно отчетливо можно было разобрать чье-то шевеление, а потом шаг, другой…

– Константин Сергеевич, заприте дверь! – взволнованно прошептала Полина.

– Ты знаешь, никогда черта не видел. Пойду, посмотрю.

Полина схватила кочергу и с опаской ступая, пошла следом.

Не дав себе времени испугаться, Обнаров поднялся на крышу сарая и, подсвечивая себе фонариком, пошел к лазу на чердак.

– Чудище ты недоделанное! Ты кто? – спросил он, поймав в луч света обросшего, одетого в потрепанный грязный брезентовый плащ мужика.

Мужик не ответил. Он закрылся от света руками и попятился назад, к месту, оборудованному под лежак.

– Константин Сергеевич, что там? – крикнула с низу Полина.

Он не ответил. По-прежнему слепя непрошенного гостя фонарем, Обнаров подошел к нему ближе и грубо спросил:

– Ты кто такой? Отвечай быстро. Повторять не буду. Дам в ухо.

– Матвей я. Кузичев моё фамилие.

– А здесь ты что делаешь, Кузичев Матвей?