— От этого тела мы не узнали так много, потому что на нем были следы когтей, а это уже моя область. Я разрешила ему мною командовать, Эдуард, больше чем надо было, потому что с тем первым телом он здорово себя проявил. Разрешила ему собой манипулировать, пока не сорвалась. Это не его была вина. Он просто был собой, а я забыла на секунду, Эдуард.
Он посмотрел на меня обнял меня за плечи — так неожиданно, что я напряглась. Он посмотрел на меня, и взгляд это был ни в коей мере не романтичный. Пристальный, сердитый и в самой глубине глаз — с едва заметной примесью страха. Он боялся за меня. Эдуард, который никогда ничего не боится.
Почти никогда.
— Никогда не забывай, кто он, Анита, — прошептал он, наклоняясь ко мне. — Когда забываешь, что монстр — это монстр, он тебя убивает.
И он поцеловал меня в щеку — я поняла, что это из-за Олафа. А в губы он меня не поцеловал — из-за меня и из-за себя. Слишком это было бы для нас дико.
Когда Олаф подошел ближе, стягивая с себя халат, я вскинула на него глаза. Перчатки он уже выбросил. Посмотрел на меня, на Эдуарда, снова на меня, и опять на Эдуарда.
— Что она тебе сказала?
— Что ты не виноват. Что она позволила тебе собой манипулировать, потому что ты здорово работал с другими телами. Что твой опыт в работе с холодным оружием и пыткой оказался полезен.
Вид у Олафа был удивленный, и голос тоже.
— Она не врет.
— А ты думал, что я буду врать? Скажу, что ты страшный и злой человек, и буду просить помощи?
Он обратил ко мне свои глубоко посаженные глаза и кивнул.
— Женщины лгут. Женщины натравливают мужчин друг на друга. Это их свойство.
Я покачала головой и мягко отодвинулась от Эдуарда.
— Я такой фигней не занимаюсь. Я позволила тебе мною манипулировать, и больше это не повторится, но я знала, что этого делать не надо. Я тебе разрешила… влезть мне в голову, зная, что не надо, — Я ударила себя ладонью в грудь так, что стало больно. — Знала, что не надо. И я никого не прошу защитить меня от моей собственной глупости.
— Чтобы понять, что я знаю про оборотней меньше тебя, ушло больше времени, чем я ожидал. Ты могла отказаться допустить меня в зал.
Я кивнула:
— Сама дура.
И пошла прочь, мотая головой. Пошла прочь под заинтересованными взглядами Олафа, Эдуарда и Бернардо. Хватит с меня на сегодня тестостерона.
— Маршал Блейк, можно вас на минутный разговор? — окликнул меня доктор Мемфис.
Я обернулась на патанатома, стоявшего за спиной этих троих. Он все еще был в халате, без перчаток, как Олаф. Черт. Я позволила Олафу меня напугать — второй раз я той же ошибки не повторю. Пройдя мимо них, я показала на гиганта пальцем:
— Ты останешься здесь. Вы двое, присмотрите за ним, чтобы мне не пришлось.
И я прошла мимо них всех, направляясь к доктору. Надела другой халат, другую маску, новые перчатки. Я, черт меня побери, сама посмотрю на эти тела, потому что Олаф прав — я лучше знаю ликантропов, чем все они, вместе взятые. Я узнаю что-нибудь, что позволит нам понять, какая чертовщина тут творится.
— Маршал Джеффрис не вернется? — спросил Мемфис.
— Нет, — ответила я и вошла в двери зала.
Глава девятнадцатая
Когда Мемфис вернулся в зал, тело уже раздели. Оно лежало голое и очень неживое. И выглядело как тело, без одежды, а раны — как яркие разрывы на коже.
С другого конца зала мне было видно, что пах окровавлен, но с такого расстояния я не могла сказать, насколько повреждения серьезны. И не хотела на самом деле этого знать, но, как обычно, должна была увидеть все.
Черт бы побрал.
Роза либо уже снял все необходимые кадры, либо был слишком потрясен, чтобы снимать. Он стоял, опустив забытый фотоаппарат. Дейл чем-то был занят возле ящиков, Патрисия подошла к Розе и повернулась спиной.
— Все, кому нужно уйти, могут это сделать, — сказал Мемфис.
Дейл вышел, не сказав ни слова.
— Они были друзьями, — пояснил Роза, и это было достаточно,
— Патрисия! — обратился к ней Мемфис. — Тебе тоже нужно уйти?
— Нет; доктор. Я останусь. Я не знала его так хорошо, как Дейл, и есть еще… некоторых я знала лучше. Над ними я не хочу работать, и потому сейчас остаюсь.
Она отвернулась, бледная, со сжатыми губами, но решительная. Годится.
— Роза?
— Все о’кей, доктор. Не то чтобы я его знал, я просто как-то от раны охренел. Извиняюсь. — Он кивнул. — Все будет нормально.
И Роза стал щелкать фотоаппаратом.
Я обошла тело, чтобы ближе посмотреть на рану. Не то чтобы мне хотелось ее видеть, но она была странная. Конечно, находясь с другой стороны, я отчетливо видела внутреннюю поверхность правого бедра. Кто-то ее распорол от паха почти до колена. От бедренной артерии должны были остаться клочья. Через такую рану вся кровь вытекает за пятнадцать, много двадцать минут. Можно спастись, если рана достаточно низко, чтобы наложить жгут, и медицинская помощь близко. Но тот, кто его распорол, не предусматривал самоспасение с помощью походной аптечки.