Ночевали здесь же, на внутренней стороне холма, в лощине. Проснувшись на рассвете, Пашка выглянул из шалаша. Вся земля кругом была покрыта ранним осенним инеем, на месте вчерашнего костра была навалена сырая ботва, слабый дымок сочился в небо. Ни ветерка, ни звука. В телеге под овчинным тулупом спал Микола. Коня нигде не было. Пашка полез обратно в шалаш и стараясь не разбудить спящих соседей, осторожно обулся, накинул на плечи шинель и снова выбрался наружу. Присел у костра на мешке с картошкой, зевнул и потянулся. Удивленно поглядел на восток. Там на вершине холма неподвижно, как памятник Долгорукому, высился всадник на коне. Приложив ладонь ко лбу, полковник глядел в утреннюю даль. Пашка встал и направился к нему. Воздух был сух, холоден и прозрачен, и Родионов чувствовал как с каждым глубоким вдохом полнится силой и бодростью каждая жилочка его тела. Поздоровался с Кузьмой Захарьевичем и тоже оглядел далекие горизонты. Все было спокойно, колючая проволока, покрытая инеем, сверкала весело и празднично.
— Спускаемся, Паша! — приказал полковник и тронул коня.
Солнце между тем поднималось все выше и выше, но весь склон, по которому они медленно спускались, был еще в тени. Сказочно сверкала стеклянная трава, схваченная белым утренним инеем, и жаль было топтать такую красоту. Пашка невольно обернулся, чтобы определить урон, нанесенный их ходьбою — две черные цепочки следов…
— Кузьма Захарьевич! — шепотом позвал изумленный Пашка. — Глядите-ка…
— Знаю, Паша, я уже заметил, — отозвался полковник с коня, не оборачиваясь назад. — Нет за нами следов.
— Но не по воздуху же мы идем, Кузьма Захарьевич! — воскликнул Родионов, догоняя полковника. — Может, нас нет уже!
— Все может быть, Паша. Если нет за нами следов, то логично заключить, что и нас нет.
— Но мы же, вот они! — стукнул Родионов себя кулаком в грудь. — Как это объяснить?
— Это объясняется совершенно просто, Паша, — полковник придержал коня и глядя на растерянного Пашку, продолжил. — Конечно же нас давно уже нет, это естественно. Разве можно было после всего, что мы пережили остаться в живых?
— Это вряд ли…
— То-то же. Но все дело в том, что нас нет, а мы все-таки все равно есть. Вот в чем штука-то.
— Да, мы конечно есть, — задумался Родионов. — Но в то же время нас нет. Так ведь не бывает! Не может быть.
— Выходит, что бывает… Ты возьми вот, к примеру, такое явление, как Бесконечность. Можешь ты ее представить, что она есть?
Они вошли в полосу тумана. Белый туман осенил их, скрыл совершенно и двигался вниз вместе с ними. Голоса доносились изнутри:
— Стало быть, — продолжал густой голос полковника, — все живут, как бы вовсе не замечая, что она есть. Ведь для обычной жизни она несущественна, никак не влияет ни на что, ее как бы нет. Точно так же и мы.
— Я давно об этом же думаю, Кузьма Захарьевич! А вот физики, Кузьма Захарьевич, объясняют, что никакой бесконечности в природе нет. Просто пространство кривое, все носится по кругу.
— Физики! — голос полковника стал ироничным. — Физики тебе наговорят. Умники!.. От этих умников, Паша, много беды на земле. Не было бы умных людей, жизнь была бы куда как хороша… Но это они говорят про кривое пространство, а ты мысль прямо посылай, по прямой линии и тогда она все равно уйдет в даль, у которой нет предела.
— Кузьма Захарьевич! — голос Родионова стал умоляющим. — Вот вы в Бога не верили, а ведь мы почти о Нем говорим, если вдуматься, где-то рядом топчемся, как Енохи, чуете? Еще шажок и незаметно в ту область перейдем…
— Что значит, не верил? Просто жил себе как все. Я недавно стал задумываться. Так все повернулось, что поневоле задумаешься.
— Может, это специально для нас так все и повернулось, чтоб задумались.
В эту секунду они вышли наконец из белого облака и оказались в нескольких шагах от лагеря. У костра живые и невредимые хлопотали баба Вера и Любка Стрепетова. Наденька пекла в огне корку хлеба, отмахиваясь от дыма. У трактора возился с огромным железным шкворнем Степаныч и матерился:
— Откуда эта железяка выпала, ядрит твою мать! Никуда, зараза не втыкивается! Хоть ты плачь, а? Ну что ты будешь делать…
Микола доканчивал грузить в телегу мешки с картошкой, остановился, помог полковнику слезть с коня.
— Нечего было ездить туда, — проворчал недовольно. — Хрена ли там смотреть за холмом… Супесь да камни.
— Да, бабоньки, — громко согласился полковник. — Там уже дикое место.
— Так хотели же будущей весной осваивать, Кузьма Захарьевич! — принялась возражать Стрепетова. — Дети вон растут, простор нужен.
— Хватит, Любушка! Мало нам земли, что ли? — ласково перебил ее полковник. — Всем хватит, нам, и детям…