Обнаженная жара

— А как начет работы? — спросил Каньеро. — Он развозил продукты?

— Ему не нравилось, но водительский опыт у него был, и пришлось соглашаться на то, что подвернулось. Знаете, работа есть работа, пусть и не такая хорошая.

Каньеро бросил взгляд на Таррелла, который не мог следить за разговором, но по лицу напарника понял, что тот что-то нащупал. Снова обернувшись к Пабло, Каньеро произнес:

— Я слышал, так бывает. Ты вроде сказал: «Не такая хорошая»?

— Угу.

— Не такая хорошая, как что?

— Ну, это не совсем удобно, но он умер, так что, наверное, можно рассказать. — Мальчик поерзал и подложил под себя ладони. — У дяди была работа, знаете, получше. Но пару месяцев назад… его вдруг уволили.

Каньеро кивнул.

— Жаль. А чем он занимался?

Пабло отвернулся, заслышав лязг ключа в замке, и детектив поспешил напомнить о себе.

— Пабло? С какой работы его уволили?

— Ну, он был шофером в компании по прокату лимузинов.

Входная дверь открылась и вошел кузен Падильи, которого они оставили в похоронном бюро.

— Что за черт?

Пабло встал, и по его виду даже Тарреллу все стало ясно без слов: разговор окончен.

Детектив Хит не договаривалась о встрече, однако редактор «Эпиметей-бук» не заставил ее ждать. Никки представилась, войдя в вестибюль, а когда они с Руком вышли из лифта на шестнадцатом этаже, помощница редактора уже встречала их. Она набрала на панели код, чтобы открыть дверь из матового стекла, и проводила гостей по ярко освещенному коридору с белыми стенами, отделанными светлым деревом. Этот этаж был отведен отделу документалистики, поэтому проход украшали помещенные в рамки обложки биографических и разоблачительных бестселлеров и рядом их рейтинги в «New York Times».

Хит и Рук подошли к отсеку со стеклянными стенами, где работали трое ассистентов. За ним располагались три деревянные двери, размерами заметно превосходившие те, что попадались в коридоре. Средняя дверь была открыта, и за ней их ждал редактор.

Митчел Перкинс улыбнулся, сняв бифокальные очки в черной оправе, положил их на пресс-папье и встал, чтобы пожать гостям руки. Он оказался на вид моложе и веселее, чем Никки ожидала от старшего редактора отдела документалистики, — немногим старше сорока, хотя и с усталым взглядом. Эта усталость стала понятна при виде стопок рукописей, заполонивших все стеллажи и даже пол.

Редактор жестом пригласил гостей в зону для переговоров, расположенную в одном из углов кабинета. Никки и Рук сели на диван, он же занял кресло перед большим, во всю северную стену окном, оказавшись таким образом на фоне прекрасного вида на Эмпайр-стейт-билдинг. Вид потрясал даже посетителей, проживших большую часть жизни на Манхэттене. Никки хотела было заметить, что в таком кабинете только фильмы снимать, но шутка задала бы беседе неправильный тон. Лучше было начать с соболезнований, а затем попросить рукописи погибшей журналистки.

— Благодарю, что так быстро приняли нас, мистер Перкинс, — начала она.

— Ну что вы! Кто не отложит все дела ради встречи с полицией! — Обернувшись к Руку, редактор добавил: — Хоть и при необычных обстоятельствах, но я рад познакомиться с вами. Это могло произойти еще в мае прошлого года на приеме у Стинга и Труди по случаю юбилея их Фонда защиты тропических лесов,[113] но вы так увлеклись разговором с Ричардом Брэнсоном и Джеймсом Тэйлором, что я не решился подойти.

— Напрасно. Я человек простой.

Смешок Рука сломал лед и позволил Никки перейти к делу.

— Мистер Перкинс, мы здесь из-за Кэссиди Таун, и прежде всего хочу выразить вам сочувствие в связи с вашей потерей.

Редактор кивнул и надул щеки.

— Вы, конечно, очень добры, но нельзя ли узнать, кто сказал вам, что мы могли быть с ней связаны?

Хит не была бы детективом, если бы не различила в выборе выражений легкой дымовой завесы. Перкинс не стал напрямик признавать, что Кэссиди писала для него. Его фразу можно было понимать двояко. Может, редактор и был милым человеком, но он затеял шахматную партию. Никки решила идти напролом.

— Кэссиди Таун писала для вас, и я хотела бы узнать о чем.

Удар попал в цель. Перкинс вскинул брови, распрямил скрещенные ноги и уселся поудобнее.

— Ну что ж, как я понимаю, со светским вступлением покончено? — В его улыбке недоставало душевности.

— Мистер Перкинс…

— Митч. Нам всем будет приятнее, если вы станете звать меня по имени.

Хит ответила сердечной улыбкой, но сбить себя с курса не позволила.

— О чем она писала?

Эту игру он тоже знал. Вместо того чтобы промолчать или уклониться, редактор обратился к Руку:

— Насколько я понимаю, у вас с «First Press» контракт на пять тысяч слов о ней? Она вам что-нибудь говорила? Не потому ли мы с вами сегодня встретились?

Рук не успел ответить.