Обнаженная жара

ХИТ ЖАЖДЕТ СЛАВЫ

Звезда нью-йоркской полиции и журнальная знаменитость Никки Хит вместе с репортером и по совместительству своим возлюбленным Джеймсоном Руком расследует новое дело, разгадывая тайну смерти основательницы этой колонки, Кэссиди Таун. Как видно, минута славы разожгла аппетит Хит, и она стремится под свет софитов, в частности терзая певицу Солей Грей. Детектив преследует бывшую солистку «Оттенков серого», настигая ее даже на репетициях. Супер-Хит сорвала выступление мисс Грей в шоу «Еще позже», перед самым эфиром предъявив ей снимки зарезанной жертвы! Учитывая, что Солей репетирует номер не для «Суини Тодда»,[136] вы, возможно, удивлены, откуда такие страсти? Похоже, один детектив готовится к крупному плану, не так ли, мистер де Милль?[137]

Когда Хит подняла взгляд от газеты, Рук сказал:

— Никки, мне очень жаль.

У нее кружилась голова. Перед глазами стояли фургоны, выгружающие пачки «Ledger» возле всех киосков города. Газета ложится на столики в приемных, падает в щели почтовых ящиков… Капитану Монтрозу звонят из пресс-службы главного управления. Никки вспомнила состоявшуюся несколько часов назад беседу с Солей и Миксит и прощальные слова адвоката. Она не сомневалась, что это очередной выстрел Бульдога.

— Ты в порядке? — спросил Рук.

В его ласковом голосе она услышала сочувствие. Он понимал, какая буря сейчас у нее в душе.

Никки сунула ему газету.

— Вот вам и пятнадцать минут славы!

Джеймсон Рук вернулся домой на такси. Никки сказала, что сегодня ночью хочет побыть одна. Рук все понял и согласился без лишних вопросов, лишь на мгновение заподозрив, что она может провести ночь с Петаром. После того как Никки показала Монтрозу заметку из «Ledger», журналист и детектив взяли домой по экземпляру рукописи Таун, и Рук пообещал звонить, если наткнется на что-то, имеющее отношение к делу.

— Лучше пошли сообщение, — попросила Никки, и Рук почувствовал, насколько ей сейчас необходимо одиночество. Пожалуй, для начала спрячется в лавандовой пене, наполнив ею свою ванну на львиных лапах.

Выйдя из черной машины у дома в Трайбеке, Рук пробрался между мусорными завалами и, остановившись у входной двери, зажал в зубах пакет с китайской едой, нашаривая в кармане ключи. Ему послышался звук шагов на лестнице. Улица была пуста. Огни такси скрылись в конце квартала. Вспомнив о рукописи в сумке, Рук задумался: принять бой или бежать? В тени что-то шевельнулось, и журналист, сжав кулаки, застыл перед шагнувшей на свет дочерью Кэссиди Таун.

— Я вас напугала? — спросила Холли Фландерс.

— Мм… — Журналист вытащил изо рта пакет. — Нет.

— Я часа два уже жду.

Рук огляделся, опасаясь нападения со спины.

— Я здесь одна, — сказала Холли.

— Как ты узнала мой адрес?

— На прошлой неделе пару раз видела вас у матери. Когда сделала слепок ключей от нового замка, нашла ваше имя и адрес на счете от почтовой службы.

— Да ты предприимчивая шпионка!

— Мне нужно с вами поговорить, — сказала Холли.

Рук посадил ее за кухонную Г-образную стойку так, чтобы не находиться рядом — хотел видеть лицо.

— Китайские радости! — провозгласил он, открывая пакет. — Я всегда заказываю больше, чем съедаю, так что угощайся.

Поначалу Холли почти не разговаривала, сосредоточившись на еде. Девушка была худенькой, но круги под глазами и цвет кожи выдавали в ней человека, не ставшего рабом пищевой пирамиды.[138] Когда Холли опустошила тарелку, Рук подложил ей еще обжаренного риса со свининой. Девушка вскинула ладонь:

— Хватит.

— Ешь, — возразил Рук. — Знаешь, в Беверли-Хиллз дети голодают. Конечно, по собственному желанию.

Когда Холли справилась с добавкой, он спросил:

— О чем ты хотела поговорить? Кстати, знаешь, почему я такой великий репортер? Умею задать неожиданный вопрос.

— Ага… — Она вежливо хихикнула и кивнула. — Ну, в общем, вы были так добры в тот день, когда меня арестовали. И поняли, что значит жить без родителей.

— Верно, — кивнул Рук и стал ждать, гадая, к чему она ведет.