Грегори развернул корабль и соразмерил его скорость со скоростью потока таким образом, чтобы поток постепенно обгонял его. “Змей” двинулся в том же направлении, но держался на периферии потока, тогда как большой корабль постепенно смещался к его центру. На переднем радаре поток выглядел роем разлетающихся искр. Постепенно они приближались, превращаясь в расплывчатые пятна, разбросанные так широко, что казались безопасными. Это объяснялось тем, что “Декарт” вторгался в поток со скоростью улитки. Относительно частиц потока его скорость измерялась в сотнях миль в час. Если бы с потоком встретился обыкновенный корабль, то его скорость относительно скорости потока исчислялась бы тысячами миль в секунду. Сгустки света медленно расползались к краям экрана и перекочевывали на боковые экраны. Их опасность, их смертельный потенциал можно было осознать, наблюдая за цифрами, мелькающими на табло компьютера, который определял их число и плотность на каждые сто кубомиль.
Неопытный глаз ничего странного не уловил бы. Ему показалось бы, что корабль висит в центре устрашающего в своем великолепии космоса.
Еще один экран компьютера строил пространственную модель потока. Поток представлял собой неправильной формы веретенообразное облако. Небольшое скопление материала выдавалось из основной массы. Грегори направил “Змея” к этому выступу, а затем переключил свое внимание на пространственную модель.
Справа от него Хартман наклонился вперед, натянув ремни и держа палец над кнопкой экстренного ускорения. Его взгляд метался между экранами и записывающими устройствами, и Грегори вдруг испугался, не вывихнет ли лейтенант глаза. Капитан едва не рассмеялся, но вовремя осекся. Положение, в котором они находились, было достаточно серьезным.
Конечно, он чувствовал бы себя куда спокойней, если бы данные Колфилда были проверены вспоминанием. Без сомнения, бывший механик что-то скрывал и понимал, что при сеансе ничто спрятанное в его мозгу не останется тайным. И Грегори оставалось только планировать всю операцию на основе сомнительных показаний Колфилда.
Грегори видел, что Колфилд старался быть полезным и многое из того, что он сказал, подтверждалось с большой долей точности. Но допустим, что вся эта точность была направлена на то, чтобы скрыть главное: что случилось на “Подсолнечнике” на самом деле? Колфилд признался, что на корабле он был не только механиком, но и совал нос во все дела и был в курсе всего, что происходило на борту. Так что же там произошло? Что было настолько тайным, чтобы грозить Колфилду худшими бедами, чем те, которые он уже на себя навлек?
5
На экране модель потока выглядела роем пчел. Туманные края скрывали центр роя. Фигуры Нолана и Хартмана казались каменными изваяниями с непрерывно двигающимися глазами.
А ведь вполне может быть, раздраженно думал Грегори, что секрет Колфилда связан всего-навсего с его личными делами. Ведь и поведение его после катастрофы коренным образом изменилось. Взять, к примеру, его решение остаться па Земле в угоду жене — никак это не сходилось с характером Колфилда. Значит, в душе его должен был произойти резкий перелом…
Раздался металлический удар, который показался громким только потому, что Грегори ждал его. Грегори вздрогнул и тут же облегченно вздохнул. Нолан и Хартман расслабились. Данные Колфилда, во всяком случае в той их части, которая касалась состава потока, оказались точными.
Метеорит, который ударился о корпус “Декарта”, был заледеневшей, обезвоженной хлебной коркой, а может, картофельной шелухой, и столкновение произошло при относительной скорости предмета вдвое меньшей, чем у ружейной пули. Это означало, что они продвигаются в потоке достаточно медленно, чтобы уцелеть, и достаточно быстро, чтобы нанести поток на подробную карту за несколько дней. Теперь им оставалось лишь проложить курс “Декарта” таким образом, чтобы он в своих эволюциях смог прочесать все облако метеоритов, чтобы радары и вычислительные устройства смогли зарегистрировать все до единой частицы в потоке, определить его массу, состав, тенденции к развитию и курс на ближайшие пятьдесят лет.
На некоторое время Грегори забыл о своих подозрениях по поводу точности данных Колфилда. Но к концу первого дня они начали возвращаться. На третий день он был настолько встревожен, что решил вызвать “Змея”. Ум Китли был отточен и быстр настолько, что мог поспорить с любым компьютером, к тому же Китли был наделен непредсказуемой интуицией гения, недоступной ни одному электронному устройству. И хотя Грегори был командиром Китли, он никогда не позволял самолюбию влиять на свои решения.
— Меня тоже беспокоят размер и плотность этой части потока, — сказал Китли, когда Грегори изложил ему свои сомнения. — Но я не спешил делать выводы. Хотя убежден, что поток гораздо больше, чем должен быть.
— Есть ли у вас мысль, почему это могло произойти?
После краткого, но сосредоточенного раздумья Китли быстро заговорил: