— Но они не имеют рода. Не говоря о том, что лишены секса. Они никогда не познают, что такое любовь.
— Физическая любовь — возможно. Но ведь это безусловно не все содержание любви. Так же, как случилось с тобой и со мной, они станут более целостными в своем собственном роде.
— Я уже ощущаю их тревогу, а ведь они еще не достигли Мортонриджа.
— Они должны приспособиться к тому, что ждет их впереди. Обиталища будут их только приветствовать.
— До сих пор никто еще не стал эденистом вопреки собственной воле. А теперь ты имеешь двенадцать тысяч растерянных, рассерженных чужих людей, ворчащих на линии общей связи. И многие из них имеют культурный опыт, который будет противиться легкому восприятию нового.
— Зато с терпением и добротой, которые они снова обретут сами. Подумай только, через что они прошли.
— Наконец-то мы разобрались, в чем разница между нами. Я по натуре беспокойный, я с жадностью думаю о будущем, я путник. А тобою руководит сострадание, ты целитель душ. Теперь ты понял, почему нам придется расстаться?
— Разумеется, и я желаю тебе всего наилучшего в твоем великолепном путешествии.
— И я тебе. Надеюсь, ты обретешь покой, в котором нуждаешься.
Они повернулись и медленно пошли назад вдоль линии утесов. Над головой быстро проносились кристаллические создания, не задерживаясь в одном и том же месте больше одного мгновения. Они покрыли собою весь остров, уверенные, что все одержимые теперь знают, что есть путь назад и что означает остаться здесь. Это был конец власти Эклунд. Ее войска покинули свою начальницу и демонстративно держались все вместе, собираясь покинуть Кеттон. Ее угрозы и ярость только поторопили их с отъездом.
Перед мерцающей поверхностью Колокольчика ждало пять длинных очередей, извиваясь по разбросанным остаткам главного лагеря. Две из них состояли из сержантов. Остальные (державшиеся на расстоянии) были одержимые. Они ожидали в странном подавленном состоянии, их предчувствия и облегчение от того, что этот кошмар скоро кончится, умерялись неуверенностью в том, что им предстоит.
Стефани ждала в хвосте длинной очереди вместе с Мойо, Макфи, Франклином и Кохрейном. Тина и Рена стояли среди первых. Кристаллические существа подлечили Тину, приведя в порядок ее поврежденные внутренние органы, но все они соглашались, что тело этой женщины должны осмотреть врачи-люди — и как можно скорее. Что касается ее самой, Стефани решила, что она должна быть среди последних. Это было опять ее чувство ответственности, она хотела убедиться, что со всеми остальными все в порядке.
— Но ведь ты за них не несешь никакой ответственности, — сказал ей Макфи. — Они все собирались под знаменем Эклунд. И только по собственной дурацкой вине они оказались здесь.
— Я знаю, но мы ведь были те, кто пытался остановить Эклунд и безнадежно провалились. — Стефани вздрогнула, сознавая, как слабо звучит этот аргумент.
— Я подожду с тобой, — сказал Мойо. — Мы пройдем вместе.
— Спасибо.
Макфи, Франклин и Кохрейн переглянулись и сказали: какого черта. Все они встали в очередь позади Хой Сона. Старый партизан был в своей военной форме для походов в джунгли, разбойничья фетровая шляпа лихо заломлена назад, как будто бы он только что закончил очередную тяжелую работу. Он посмотрел на них с насмешливым удивлением и поклонился Стефани.
— Я вас поздравляю с тем, что вы остались верны своим принципам.
— Не думаю, что это имеет какое-то значение, но все равно спасибо. — Стефани присела на один из булыжников, чтобы ее раненое бедро пребывало в покое.
— Из всех нас вы были единственной, кто более всего достиг.
— Это вы удержали сержантов.
— Ненадолго, и только до увлечения следующим идеалом.
— Я думала, вы цените идеалы.