Обнаженный Бог: Финал

— Не думаю. Во всяком случае, они не могут принять напрямую взрыв физического тепла. Лазеры и мазеры они могут просто отклонить, но пламя должно разложить жидкость, и их души останутся обнаженными. Это поможет их превращению просто в толпу призраков, бродящих вокруг парковой территории.

— Отлично.

-Если они не могут умереть, на что им нужна жизненная энергия?

— Она возвышает их над остальными, — объяснил Дариат. — Раз они стали сильными, они останутся свободными на долгое время, пока жизненная энергия снова не истощится.

— Свободными от чего? — с беспокойством поинтересовался Толтон.

Ему пришлось отступить от своего друга на несколько шагов в сторону. Он не хотел быть невежливым. Дариат был холодным. На его накидке конденсировалась жидкость, как это бывает с бутылкой пива, только что вытащенной из холодильника. Но Толтон заметил, что ни одна капля не оседала на материи. И это была только одна из странностей, обнаружившихся при преображении. В поведении тоже замечались некоторые перемены, маленькие причуды, которые то и дело проявлялись. Толтон потихоньку наблюдал за Дариатом, когда они все выходили из станции в туннеле. В нем появилась уверенность, которой так не хватало прежде, как будто он просто снисходил до своих родичей, а не помогал им. И тот глубокий гнев тоже исчез, вытесненный печалью. Толтона удивляло это сочетание, печаль и самоуверенность составляли странную движущую силу. Возможно, даже взрывоопасную. Но если учесть, через что пришлось пройти бедному Дариату за последние несколько недель, все это было простительно. На самом деле даже достойно стихотворения или двух. Уже довольно давно Толтон ничего не сочинял.

— Мы не смогли толком поговорить на верхушке подъемника, — сказал Дариат. — То, что я испытал в бездне, было вроде насильственного обмена памятью. Мысли того существа не были особенно стабильными.

— Ты хочешь сказать — оно о нас знает?

— Я бы не удивился. Но не смешивай знание с заинтересованностью. Потребление жизненной энергии — это все, ради чего они теперь живут.

Эренц скосила глаза на отступающего Оргатэ, когда оно направилось к морю.

— Нам, я полагаю, следовало бы быть осторожнее. — Она произнесла это без особого энтузиазма.

Дариат прекратил следить за темным оккупантом и огляделся вокруг. Целая толпа призраков свисала с арки входа в пещеру, они держались среди больших камней, усеивающих пустынное место. Они разглядывали небольшую группу настойчивых материальных людей с неприязненным уважением, избегая прямых взглядов, как магазинный вор избегает детектива в универсаме.

— Эй, ты! — внезапно отрывисто выкрикнул Дариат. Он пошел по мелкому песку. — Да, ты, сволочь. Помнишь меня?

Толтон с Эренц пошли за ним следом, заинтересованные его поведением.

Дариат приближался к призраку, одетому в рваный комбинезон. Это был механик, которого он встретил, когда отправился искать Толтона сразу после того, как обиталище прибыло в этот темный континуум.

Узнавание было взаимным. Механик повернулся и побежал. Призраки расступились, чтобы пропустить его. Дариат преследовал его, на удивление быстро для своего грузного тела. Когда он миновал скопление призраков, те отпрянули и, волоча ноги, потащились прочь, задыхаясь в шоке от того холода, который исходил от него.

Дариат схватил механика за руку и заставил остановиться. Тот закричал от боли и страха, завертелся на месте, не в силах избавиться от Дариатовой хватки. И стал делаться более прозрачным.

— Дариат, — позвал Толтон. — Эй, друг, пошли-ка дальше, ты делаешь ему больно.

Механик упал на колени и затрясся, краски его тела все увядали. Дариат же, по контрасту, сиял еще сильнее.

— Помнишь? Помнишь, что ты сотворил, сволочь такая?

Толтон приблизился, но не хотел коснуться своего былого друга. Память о том холоде, который он ощутил на станции, была слишком сильна.

— Дариат! — заорал он.

Дариат посмотрел сверху вниз на гаснущее лицо механика. Раскаяние заставило его разжать пальцы, позволив бесплотной руке выскользнуть. Что сказала бы Анастасия о таком поведении?

— Извини, — пробормотал он неловко.

— Ты что это с ним сделал? — спросил Толтон.

Механик был едва видим. Он скорчился в позе эмбриона.

— Ничего, — выпалил Дариат, устыдившись своего поведения. Жидкость, которая придавала ему твердое состояние, очевидно, далась ему тяжелой ценой. Он знал об этом все время, просто отказывался признаваться в этом. Ненависть была извинением, но не мотивом. Как и у Оргатэ, инстинкт подавлял разум.

— Ой, ну пошли же! — Толтон наклонился и протянул руку по направлению к хныкающему призраку. Воздух сделался чуть прохладнее, и больше не осталось следов его существования. — Что ты такое сделал?

— Это жидкость, — объяснил Дариат. — Она требует очень много, чтобы поддерживать меня.