Обнаженный Бог: Финал

– Я обещал жене, что вернусь, что еще раз присоединюсь к Согласию, – сказал он. – Я сдержу слово, которое ей дал, потому что мы вместе верим в эденизм. Поступая так, я сделаю нашу цивилизацию сильнее. Не намного, я первый это признаю, но моя убежденность в нас и в пути, который мы избрали, добавит к сверхубежденности и к вере в Согласие. Мы должны верить в себя самих. Сомневаться теперь – это значит допускать, что мы вовсе никогда не существовали.

– И все-таки то, что мы делаем, это вершина эденизма, – добавил Чома. – Перенося себя в вариант Согласия Колокольчика, мы расширяем возможности развития человечества, мы с доверием и восхищением продвигался все дальше от наших истоков. Это и есть эволюция, постоянная учебная кривая, и нет предела тому, что мы сможем обнаружить в этой реальности.

– Но ты останешься один, в изоляции от нас, всех остальных. Каков смысл знания, если тебе не с кем его разделить? Если им нельзя воспользоваться, чтобы кому-нибудь помочь? Потусторонье – это нечто такое, перед чем род человеческий должен предстать в единении, нам нужно знатьответ и принять его всем вместе. Если Мортонридж ничему другому нас не научил, мы усвоили из него хотя бы это. К концу я уже не испытывал к одержимым ничего, кроме сочувствия.

– Мы оба правы. Вселенная достаточно велика, чтобы это допускать.

– Это так. Хотя я сожалею о том, что ты делаешь. Необычное развитие. Думаю, я теперь сделался чем-то большим, чем предполагалось существованием в этом теле. Когда я присоединялся к Освобождению, я считал такие эмоции невозможными.

– Их развитие было неизбежным, – сказал Чома. – Мы несем с собой семена человечества, и неважно, в каком сосуде путешествуют наши мозги. Они были приговорены к процветанию, к тому, чтобы отыскать свой собственный путь вперед.

– Тогда я больше не тот Сайнон, который выделился из множественности.

– Нет. Всякое разумное существо, которое жило, изменилось.

– Значит, теперь у меня будет душа. Новая душа, она отличается от того Сайнона, которого я помню.

– Да, она у тебя есть. И у всех нас.

– Тогда, опять-таки, мне придется умереть, прежде чем я вернусь к множественности. То, что я несу в обиталище, – это приобретенный опыт, какой я сумел обрести в пути. Моя душа не соответствует моим воспоминаниям, как говорят киинты.

– Ты боишься того дня?

– Не думаю. Потусторонье не для всякого, если знать, что существует путь через него или вокруг него, как уверяет Латон, этого достаточно, чтобы дать мне уверенность. Хотя какая-то тревога во мне и шевелится.

– Ты ее преодолеешь, я уверен. Никогда не забывай, что возможно преуспеть. Одна только эта мысль должна руководить тобою.

– Я буду помнить.

Они остановились возле вершины и посмотрели оттуда на остров. Длинные ряды людей проделывали путь по исковерканной земле, последние беженцы из засыпанного города, направляющиеся к вершине скалы, где к камню прижалась Колокольчик. Опаловый свет гигантского кристалла посылал волны светлого оттенка поверх грязновато-бурой земли. Воздух собрался вокруг него топазовым нимбом.

– Как подходяще выглядит, – заметил Сайнон. – Как будто они все вливаются прямо в заходящее солнце.

– Если я о чем-то сожалею, так только о том, что не узнаю, чем кончатся их жизни. Странную группу они составят, эти души, которые собираются занять тела сержантов. Их человечность всегда останется вне времени.

– Когда они прибыли из потусторонья, они клялись, что все, что им нужно, – это снова иметь ощущения. Теперь они их получили.

– Но они не имеют рода. Не говоря о том, что лишены секса. Они никогда не познают, что такое любовь.

– Физическая любовь – возможно. Но ведь это безусловно не все содержание любви. Так же, как случилось с тобой и со мной, они станут более целостными в своем собственном роде.

– Я уже ощущаю их тревогу, а ведь они еще не достигли Мортонриджа.

– Они должны приспособиться к тому, что ждет их впереди. Обиталища будут их только приветствовать.

– До сих пор никто еще не стал эденистом вопреки собственной воле. А теперь ты имеешь двенадцать тысяч растерянных, рассерженных чужих людей, ворчащих на линии общей связи. И многие из них имеют культурный опыт, который будет противиться легкому восприятию нового.

– Зато с терпением и добротой, которые они снова обретут сами. Подумай только, через что они прошли.

– Наконец-то мы разобрались, в чем разница между нами. Я по натуре беспокойный, я с жадностью думаю о будущем, я путник. А тобою руководит сострадание, ты целитель душ. Теперь ты понял, почему нам придется расстаться?

– Разумеется, и я желаю тебе всего наилучшего в твоем великолепном путешествии.

– И я тебе. Надеюсь, ты обретешь покой, в котором нуждаешься.