– Ш-ш-ш! – Дариат поднял голову. – Ты это слышишь?
– Слышу ли я их? Да там триллион биллионов триллиона душ. Конечно, разрази меня гром, я их слышу.
– Нет. Не души в этой суматохе. Мне показалось, что я услышал, как кто-то зовет. Чей-то человеческий голос.
28
Это была долгая ночь для Кристиана Флетчера. Его держали на алтаре скованного цепями, пропуская сквозь него электрический ток, в то время как вокруг бушевало безумие. Он видел, как сторонники Декстера разрубали на части прекрасной работы деревянное изображение Святого Павла, которое изготовил сэр Кристофер Рен [Сэр Кристофер Рен (1632 – 1623) – знаменитый английский архитектор, известный в том числе и тем, что восстанавливал собор Святого Павла после Великого лондонского пожара 1666 года.], чтобы осуществить свою мечту, и швыряли разрубленные куски в железные жаровни, которые теперь освещали здание. Осуществлялась молчаливая резня, людей тащили к алтарю, где ждал Декстер с оружием антипамяти. Флетчер плакал, видя, как разрушались их души, а тела были готовы принять другие из потусторонья, их личности заменялись другими, более послушными желаниям Черного Мессии. Соленые слезы текли по бороздкам, усеивающим его щеки, и жалили, точно кислота. Безумный смех и крики Кортни в то время, как Декстер уничтожал ее, пока не хлынула кровь и не покрылась волдырями кожа.
Святотатство. Убийство. Варварство. Все это никак не останавливалось. Каждое действие ударяло по тем немногим ощущением, какие у него еще остались. Он читал вслух молитвы Господни, пока Декстер не услышал его и одержимые не сомкнулись вокруг него, выкрикивая непристойности и выражая в громком пении похабное противодействие ему. Их жестокие слова вонзались в него с силой кинжалов, их радостная тяга к злу мучила его так, что он замолчал. Он боялся, что его мозг разорвется от такой нечестивости.
Во время всего этого процесса источник энергистической мощи все усиливался вместе с увеличением их числа, распространяясь, чтобы наводнить и дух, и тело. Это не было разделенным сильным желанием, которое Флетчер испытал на Норфолке, истинной жаждой спрятаться от пустоты. Здесь Декстер поглощал всю ту мощь, какая шла от его сторонников, и приспосабливал ее форму к собственным нехорошим желаниям. Когда грязно-багровый свет проник через открытую дверь, издеваясь над ночью, Флетчер наконец услышал крики падших ангелов. Сверх всего остального, дьявольская острота чуть не сломала его решимость. Конечно, даже Декстер не мог подумать о том, чтобы освободить таких чудовищ и выпустить их на Землю.
– Нет, – простонал Флетчер. – Ты не можешь их выпустить. Это же безумие. Безумие. Они же всех нас истребят.
Лицо Декстера появилось над ним, холодно сияя удовлетворением:
– Наконец-то настало распроклятое время, чтобы ты понял.
* * *
«Леди Макбет» вышла из прыжка в межзвездное пространство за тысячу девятьсот световых лет от Конфедерации. Ощущение изоляции и одиночества среди людей на борту было ничто по сравнению с тем, какими крошечными заставило их чувствовать себя такое расстояние.
Радиолокационные звездные сенсоры выскочили из своих углублений, собирая слабые потоки фотонов. Навигационные программы корректировали поиск, определяя положение космического корабля.
Джошуа производил расчет цели, незначительной световой точки, которая теперь находилась на расстоянии всего тридцати двух лет. Координаты их следующего прыжка появились у него в мозгу, вспыхнув пурпурным огоньком в конце нейросети, где горели оранжевые круги. Звезда едва виднелась с одного боку, расстояние до нее представляло относительную дельта-V. Космический корабль и звезда все еще двигались с разной скоростью, приближаясь к орбите центра галактики.
– По местам, – скомандовал Джошуа. – Ускоряемся.
На мостике раздались стоны. Довольно скоро после того, как он задействовал двигатель на антиматерии, они замолкли. Четыре g заставили всех членов экипажа опрокинуться на противоперегрузочные койки, всех, кроме Кемпстера Гетчелла; старый астроном после второго прыжка погружался в камеру ноль-тау.
– Это слишком для моих костей, – жаловался он шутя. – Вытащите меня оттуда, когда доберемся.
Все остальные выносили это. Не то чтобы у команды был какой-то выбор. Семнадцать прыжков за двадцать три часа, в пятнадцать световых лет каждый. Само по себе это, вероятно, было рекордом. Теперь никто об этом и не думал: они полностью посвятили себя тому, чтобы добиться бесперебойного функционирования систем, профессионализм, с которым мог бы справиться не всякий. Гордость их росла вместе с острым чувством ожидания по мере того, как Спящий Бог приближался.