Обними меня на рассвете (ЛП)

Через несколько мгновений наступил закат. Пепел Тайнана рассеялся, и над толпой воцарилась мирная тишина. Он был увлечен — своими бедами, своим горем, своей бессильной яростью, своей ужасной потерей. Ушел.

Лукан закрыл глаза и позавидовал павшему воину.

— Вот почему Брэм не позволил тебе вернуться в бой, — прошептал Кейден ему на ухо.

Потому что Лукан думал о самоубийстве с помощью Анарки?

— Я знаю.

Были мучительные дни и ночи, когда он думал о том, чтобы умолять Брэма позволить ему сражаться. Или отправиться на поиски Матиаса в полном одиночестве в его логово и бросить осторожность на произвол судьбы. Но в глубине души Анка все еще была его ответственностью, несмотря на их разорванную связь. Возможно, когда-нибудь ей понадобится его защита. Однажды он ее ужасно подвел. Он больше не ошибется.

— Я бы ему не позволил, — признался Кейден.

Лукан криво усмехнулся.

— Я знаю.

Любовь и поддержка брата были одной из немногих радостей, которые заставляли Лукана двигаться дальше, чтобы продолжать существовать каждый день.

Вскоре после этого толпа начала расходиться. Все выстроились в очередь, чтобы выразить свое почтение и соболезнования Ашеру, предложить свою помощь. Они так и сделали, один за другим, а затем телепортировались прочь. Лукан шагнул вперед и посмотрел Ашеру О'Ши прямо в глаза. Бедняга выглядел так, словно его выпотрошили. Страдал не только Тайнан. Живые, оставленные, чтобы справляться, бороться и пытаться двигаться вперед, возможно, страдали больше, и конца этим страданиям не было видно. Он проклял Анарки и Матиаса. Он проклинал младшего брата Шока, Зейна, за то, что тот вернул ужасного волшебника, чтобы он мог стать правой рукой зла или каким-то жутким стремлением, которое у него было. И пока он проклинал одного брата Дензелла, он мог проклинать и того, и другого. Шок, безусловно, заслужил каждую каплю его ярости и презрения.

— Мне очень жаль, О'Ши.

Лицо Ашера напряглось еще сильнее.

— Спасибо. Кроме Брэма, вы двое здесь последние из Братьев Судного дня. Я хочу, чтобы вы все убрались с моей территории. Никогда больше не возвращайтесь.

Лукан не обиделся на Ашера. Ярость стала его старым другом с тех пор, как потерял Анку, поэтому он хорошо понимал, что чувствует этот скорбящий человек. Он обдумывал мудрость своих следующих слов, но решил, что он и его товарищи-воины уже отвергнуты. Он не мог причинить большего вреда.

— На твоем месте я бы тоже нас возненавидел. Мы позволили скорбящему волшебнику сражаться. Он был безрассуден и позволил захватить себя в надежде убить Матиаса. У тебя есть все основания презирать нас. Я могу только сказать, что потерял свою пару в этой войне. Я понимаю горечь. Твой брат был хорошим воином. Хорошим человеком. Он будет отмщен. Братья Судного дня позаботятся об этом.

Ашер уставился на него с каменным лицом, словно сдерживая поток горячих проклятий ради соблюдения приличий, но его терпение было на исходе.

— В конечном счете, — продолжал Лукан, — Матиас убил твоего брата, чтобы у него было на одного волшебника меньше противников, и нарушил равновесие в Совете. Имей это в виду, когда будешь взвешивать свои решения относительно Совета.

— Так же сильно, как я ненавижу всех вас, я ненавижу Матиаса, и даже еще больше. А теперь убирайся отсюда к чертовой матери.

Ашер резко кивнул Лукану, давая понять, что уходит.

Кейден только похлопал Ашера по плечу.

— Мне очень жаль.

Затем он схватил Сидни за руку и телепортировался. Лукан последовал его примеру, наблюдая, как Брэм и Себастьян Блэкборн кружат вокруг Ашера, пока он прощается в последний раз. Покачав головой, Лукан поспешил домой, не завидуя ни одному из оставшихся волшебников. Ответственность за управление магическими миром во времена гражданской войны была ужасной.

Вернувшись домой, Сидни поцеловала его в щеку, затем нежно чмокнула в губы Кейдена и, извинившись, ушла наверх. Его брат наблюдал, как она нахально покачивается, поднимаясь по лестнице, и Лукан завидовал тому счастью и утешению, которые Кейден мог получить от Сидни в хорошие и плохие времена. Черт, он говорил как угрюмый придурок. А сейчас он бы с удовольствием выпил. Но Кейден не одобрил бы этого, и он отказался опуститься до уровня Шока, бывшего постоянно пьяным.

Говоря о том, чтобы опуститься до уровня мудака…

— Что ты имеешь в виду, когда говоришь, что Анка сексуально подчиняется Шоку?

Кейден бросил на него нетерпеливый взгляд:

— Да ладно тебе. Ты живешь гораздо дольше, чем я. Конечно, ты слышал о таких вещах.

— Конечно. Но я не могу себе этого представить. Я почти ничего об этом не знаю. Я… я надеялся, что ты имеешь в виду что-то другое.

Боже, как бы ему сейчас не помешал алкоголь.

— Черт возьми, я не понимаю, почему она хочет, чтобы этот придурок причинил ей боль. И откуда ты об этом знаешь?

У его брата хватило такта покраснеть и притвориться, что он интересуется стеной.