Обними меня на рассвете (ЛП)

Она вскрикнула в ответ, словно прозвучал страшный звук отрицания. Воздух наполнился возней, а затем глухим стуком. Последовало тревожное молчание. Это тянулось долго. Лукан ждал, мерил шагами комнату, гадая, что же, черт возьми, происходит за этой дверью.

А потом раздался звук, который он так боялся услышать: ритмичный скрип пружин кровати.

Низкие стоны отскакивали от стен, от нее, Шока. Это не заняло много времени, прежде чем звук пружин кровати набрал темп, и Анка нетерпеливо фыркнула, гортанно и сексуально. Шок стонал долго и низко: это был звук, который сочился удовольствием и сжимал внутренности Лукана. «Черт меня побери, если я не хочу превратиться в груду страданий».

Вот и все: Анка приняла Шока вместо него. Даже сейчас этот ублюдок удовлетворял ее потребность и скоро наполнит ее семенем. Своим младенцем.

Так много для того, чтобы быть ее истинной парой.

Сочувствия на лице Брэма было больше, чем он мог вынести.

— Мне очень жаль.

Лукан крепко зажмурился. Поражение скользнуло по его венам густой жижей. Он почувствовал, как в животе у него закипают остатки завтрака, который вот-вот должен выплеснуться наружу. Остаток своей гребаной жизни он проведет с суррогатами, вежливо обмениваясь энергией, никогда не зная привязанности или нежности. Конечно, преданности. И никогда любви.

Анка выбрала Шока. Спарятся ли они теперь? На что будет похожа ее жизнь? Неужели этот мерзавец действительно сделает ее счастливой? Будет ли он смотреть ее любимые фильмы вместе с ней, несмотря на то что видел их миллион раз? Будет ли он растирать ее холодные ноги зимой? Или поставит ей дымящуюся ванну и нальет бокал вина, когда стресс превратит ее в милую маленькую недотрогу? Знает ли он, как нежно она нуждается в любви, когда выглядит потерянной после разговора о смерти матери?

До сих пор он готов был поклясться всем сердцем, что ответов на все эти вопросы нет. Очевидно, он ошибся.

Проглотив подступающую желчь, Лукан заставил себя оттолкнуться от двери. Он должен убраться отсюда к чертовой матери. Шаг за шагом. До лестницы осталось совсем немного. Брэм вскочил на ноги и пошел рядом с ним.

— Ты понимаешь, что я больше не могу тренировать ее, — пробормотал Лукан.

Его жизнь окончательно разбилась вдребезги. Когда-то он верил, что они с Анкой каким-то образом воссоединятся. Но теперь он знал, что это не так. Он чувствовал себя… ошеломленным. Сломанным. Вскоре гнев и печаль, жалкое отчаяние, которое он испытал совсем недавно, обрушатся на него. Он будет много пить, ругать всех, кто согласится его слушать, а потом хоронить себя дома в полном одиночестве. Как он мог так чертовски ошибаться насчет того, что было в сердце Анки?

Брэм поколебался, потом кивнул:

— Я попрошу кого-нибудь другого взять на себя ее обучение. Если она забеременеет, я ограничу ее или вообще исключу. Я знаю, что она хочет отомстить Матиасу, но если Шок сделал ей… — Брэм вздохнул, словно осознав, что сказал единственную вещь, которая должна была превратить Лукана в нечто среднее между несчастным и убитым. — Если она забеременеет, я напомню ей, чтобы она сосредоточилась на будущем, а не на прошлом, которое оставила позади.

Лукану и самому не мешало бы это запомнить. Ступив на первую ступеньку и спустившись на вторую, он с трудом подавил желание оглянуться назад. Он хотел бы ворваться в комнату, и ради чего? Неужели он действительно хотел видеть Анку обнаженной под Шоком, в то время как тот напрягался, чтобы наполнить ее плодородное тело энергией, удовольствием и семенем?

Состроив гримасу, Лукан резко развернулся и побежал вниз по лестнице, прежде чем пронзительный вопль, не похожий ни на один другой, не разорвал воздух надвое. Затем послышался топот ног, проклятие, и покачивание дверной ручки заставило его обернуться. Наконец Шок рывком распахнул дверь и встал в дверном проеме, выглядя растрепанным, с взлохмаченными волосами и свисающей с плеча курткой. На одной щеке у него красовалась целая серия гневных красных порезов. Следы от ногтей Анки. Он застегнул молнию на своих кожаных штанах, надел куртку и поправил скрывающие его черные очки на лице. Затем он бросился к лестнице и остановился рядом с Луканом. Угроза накатила на него сердитой волной.

— Я ненавижу тебя. Ты — слабак, и ты ее не заслуживаешь. Если ты не дашь то, что ей нужно сейчас и всегда, то не будет такой глубокой ямы, в которой ты мог бы спрятаться. Я выслежу тебя и убью так медленно и мучительно, как только смогу.

Шок… уходил? Признал свое поражение? Разве они с Анкой только что не занимались сексом? Разве Шок не питал ее потребность, вызванную заклинанием?

Лукан не собирался оставаться здесь и расспрашивать эту чертову кучу людей, особенно когда Анка была одна и страдала.

Он пронесся мимо Шока и побежал к открытой двери спальни, выискивая место, изнутри которого доносились отчаянные тихие всхлипы.